дубинками, но и револьверами. Назревало жёсткое столкновение, если не битва.

Август Меркель абсолютно не хотел лезть в самую гущу событий, но поступивший приказ не оставлял ему иного выбора. И этот приказ обязывал его находиться в самом центре событий и по максимуму показывать своё рвение и лояльность. Репутация Августа должна оставаться безупречной! Ведь приказ пришёл из Москвы, а на кону стояла его дальнейшая карьера разведчика в стане заклятого врага коммунизма.

Драка ожидалась жёсткой. Кто-то наверняка её не переживёт. Об этом не хотелось думать, но другого выхода Август для себя не видел. Судьба разведчика сложна и непредсказуема.

На самом деле звали молодого человека отнюдь не Август Отто фон Меркель, а Николай Иванович Маричев. Отец — русский, мать — немка. И именно благодаря ей Николай отлично говорил на немецком.

Легенда у него была практически железной. Да и нет уже настоящего фон Меркеля на этом свете. Коля теперь за него. Так решили, и точка. Помогло и то, что похож Николай на истинного фон Меркеля оказался как две капли воды. Историю всей своей новой «семьи» ему, конечно, пришлось тщательно изучить и даже в прибалтийском фрайкоре на стороне белых успел повоевать. Так сложилось… А потом на него вышли и, когда он попал в крайне тяжёлое положение, помогли вырваться из плена. Ну, а затем предложили стать тем, кем он являлся сейчас, обучили и направили. Дальше мелкий агент, каких всегда много на любой стороне, должен был всего добиваться сам.

Меж тем огромная колонна демонстрантов приближалась. Уже стали чётко различимы отдельные лица людей, с решительными взглядами идущие в едином порыве общей воли. Они пели Гимн Коминтерна.

Заводы, вставайте! Шеренги смыкайте!

На битву шагайте, шагайте, шагайте!

Проверьте прицел, заряжайте ружьё!

На бой пролетарий, за дело своё!

На бой пролетарий, за дело своё!

Огонь ленинизма наш путь освещает,

На штурм капитала весь мир поднимает!

Два класса столкнулись в последнем бою;

Наш лозунг — Всемирный Советский Союз!

Товарищи в тюрьмах, в застенках холодных,

Вы с нами, вы с нами, хоть нет вас в колоннах,

Не страшен нам белый фашистский террор,

Все страны охватит восстанья костёр!

На зов Коминтерна стальными рядами

Под знамя Советов, под красное знамя.

Мы красного фронта отряд боевой,

И мы не отступим с пути своего!

И мы не отступим с пути своего!

Услышав слова песни, все напряглись. Полицейский офицер вышел вперёд и, приложив к губам жестяной рупор, прокричал команду:

— Стой!

Колонна демонстрантов, не обращая на него никакого внимания, угрюмо и решительно шла вперёд. И количество серых рубах рот-фронтовцев в её первых рядах значительно возросло. Полицейский повторил свою команду. За его спиной предупреждающе защёлкали затворы кавалерийских карабинов полицейских. Колонна нехотя приостановилась, повинуясь ясному посылу.

— Расходитесь! — вещал в рупор главный от полицейских сил. — Правительство Германии запретило эту забастовку, она незаконна! Немедленно расходитесь!

— Не разойдёмся, — выкрикнул в ответ Эрнст Тельман, смело вышедший вперёд для переговоров с полицейским. — Не для того собирались, чтобы расходиться! Это наш день: день мирового пролетариата и праздник рабочих всего мира!

— Вы нарушаете распоряжение правительства. Министр внутренних дел Германии своим приказом запретил все манифестации в этот день в Берлине. Вам необходимо разойтись!

— Мы не спрашивали разрешения у герра Зеверинга! Долой произвол властей! Даёшь третий интернационал!

— Успокойтесь! Вы обязаны выполнять законы Германии и подчиняться распоряжениям властей!

— Не обязаны!

— Не обязаны! Не обязаны! Не обязаны! — подхватили слова лидера голоса рабочих, исполинским эхом прокатившись по рядам демонстрантов.

Колонна забурлила, в руках рабочих появилось извечное оружие пролетариата — булыжники, замелькали другие подручные средства борьбы.

— Если вы не отступите, мы станем вынуждены применить грубую силу! И тогда вина за это ляжет целиком на вас, господин Тельман, и на остальных лидеров Рот Фронта!

— Вы не посмеете! Мы всё равно продолжим дальше бороться за свои права!

— Боритесь, ваше право! А сейчас я прошу вас разойтись!

Верхушка Красного фронта взяла паузу: было необходимо посовещаться.

Чуть в стороне вели негромкий разговор двое, одетых в штатское, мужчин средних лет.

— Вы видите, Герман, что происходит?

— Вижу, Рудольф, вижу.

— Главное, не допустить того же сценария развития событий, что случился в России!

— Я понимаю. Мы этого не допустим. Гинденбург никогда на это не пойдёт, он видел всё собственными глазами. Дураков среди нас нет. Все приказы отданы… Нам, пожалуй, лучше отойти подальше. Сейчас тут станет очень жарко. Пойдёмте, Рудольф, встанем вот там. На мой взгляд, это самое лучшее и безопасное место для обзора предстоящей битвы. И, даст Бог, нам не прилетит ничего в голову.

— Пойдёмте, — покладисто кивнул Рудольф. — Лучший очевидец — живой очевидец.

И они направились к стоявшему чуть в стороне зданию, с балюстрады которого можно было спокойно понаблюдать за предстоящими эпохальными событиями. Ну, а за балясинами в случае острой на то необходимости можно было бы укрыться.

Меж тем колонна рабочих потихоньку расползалась в разные стороны, явно занимая оборонительные позиции. Не укрылось это и от глаз полицейских.

— Я в последний раз требую, чтобы вы начали расходиться, иначе мы будем вынуждены применить силу! У меня приказ!

— Нет, мы пойдём до конца. Рот фронт! — проскандировал Эрнст Тельман, вскинув сжатый кулак правой руки к своей голове.

Сотни, если не тысячи пролетарских кулаков взметнулись вверх, и столько же глоток выкрикнули:

— Рот фронт!

— Упрямые самоубийцы, — буркнул полицейский и ушёл докладывать начальству об итогах переговоров.

Колонна двинулась дальше. Сначала рабочие шли медленно и нерешительно, но с каждым шагом делали это всё быстрее и быстрее, не оставляя полиции шанса на долгие размышления. Впрочем, вожди Рот Фронта ошиблись, надеясь, что полицейские испугаются и дрогнут. Приказ министра внутренних дел о силовом разгоне демонстрации никто не отменял, и стражи порядка были вынуждены приступить к его выполнению.

Повинуясь командам, полицейские выпростали из поясных ремешков дубинки и, сомкнув ряды, пошли вперёд. В ответ в них полетели камни и палки. Кое-где раздались даже выстрелы, и полицейские тоже открыли огонь.

«Началось», — подумал Меркель и зажмурил глаза.

— Вперёд! — раздалась команда рядом. — Heil und Sieg!

— Heil und Sieg! — подхватили все остальные, и он вместе с ними.

Сжимая в одной руке кастет, а в другой дубинку, Август бросился вперёд, шагая в первых рядах.

Громкий гул ревущих голосов слился с топотом тысяч ног. Пыль поднялась над