Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Голос «фашиста» на некоторое время исчез, видимо отправился в лёгкий ступор от столь экспрессивных выкриков неожиданно появившегося и, как оказалось, его весьма экспрессивного Альтер эго. Но стрессоустойчивость всегда была у разведчиков на высоте, как и железная воля. А это и на силе духа непосредственно сказывалось.
— Ээ-э! Хорош, хорош… Да никакой я не фашист! Я — разведчик, меня зовут Николай Иванович Маричев. И здесь я на задании: внедрён в ряды национал-социалистов Гитлера.
— А, так ты не фашист⁈ — чуть поумерил пыл Шириновский. Но тут же вновь вспыхнул: — Тогда нацист? Нацист! Вы расстреливали евреев, убивали мирных граждан, жгли целые деревни!!! Сколько русских убили⁈ Но мы всё равно вас победили, всё равно!
— Постой! — вклинился в его тираду владелец тела. — Кого победили? Когда? Да и не нацист я! Сколько можно повторять⁈ Я русский! Воевал в рядах белого фрайкора, отрабатывая легенду и возможность стать своим среди немцев. Не так-то легко, знаете ли, проникнуть в ряды германской элиты!
— Аа-а! Так ты ещё и белогвардеец⁈ Сволочь белогвардейская! Контра! Булкохруст! Помещик, кулак, гнида продажная! — тут же напустился на Маричева Шириновский, зацепившись за новый повод. — Сколько комиссаров ты лично перевешал⁈ Евреев сколько убил? Сколько?
— Нисколько. Что за идиотские обвинения? И вообще, что вы себе позволяете?
— Что я себе позволяю? Ах ты ж хрустобулочник! Мало вас красные стреляли! Успел сбежать, белая гнида⁈ Ешь куропатки, рябчиков жуй, день твой последний пришёл белая гнида и буржуй! — Шириновского буквально несло. И несло очень бурно. Сказались и недавние душевные переживания, и общая фантастичность происходящего.
— Я не сбежал, меня направила партия! — судя по голосу, Маричев явно начинал терять терпение.
— Партия⁈ Какая партия? Партия большевиков⁈ Коммунисты? Зюканов? — набирал обороты Владимир Вольфович, засыпая своего оппонента вопросами. — Ага! Этот пасечник только и может кого-нибудь куда-нибудь посылать. Да не далеко идут! Продажные шкуры они все. Посылать они могут. Вот меня апостол Павел послал! Послал, так послал. Знал, что я не просто так… а нужен ещё буду. Во-стре-бо-ван! Шириновский везде нужен, везде ему дорога! Везде, даже в реинкарнации первый!
— Не знаю я никакого Зюканова. Меня послал товарищ Трилиссер, а ему дали команду из ЦК партии. Вполне возможно, сам товарищ Сталин лично и дал.
— Сталин — это хорошо, — удовлетворённо произнёс Шириновский. — Настрелял он ваших в 1937 году. Никого не жалел! И Троцкого, друга твоего, молоточком по голове «Тюк!» в Мексике… И, привет!
— Не знал я Троцкого. И не был никогда ни меньшевиком, ни троцкистом.
— Да все вы там на одной лавочке сидели, — махнул мысленно рукой Шириновский. — Сидели, водку пили, деньги грабили, да дворянкам юбки задирали.
— Позвольте! — не выдержал, наконец, Маричев. — Мне надоели ваши грязные инсинуации!
— Не позволю! Сиди, дурак, на жопе ровно и не ропщи. Теперь я владею твоим телом! А то сейчас за расстрел семьи царской отвечать будешь! Быстро говори: как было дело? Кто? Где? Как именно? Говори!
Но прежний владелец молчал, не в силах справиться с таким потоком клеветы.
Шириновский поднял руки (как ему показалось, полностью ему подвластные) и ощупал ими туго забинтованную голову.
— Ага, по голове получил. Даже пробили! А я вот спас тебя! Да если б не я, ты бы уже в морге гнил. А я: «Р-раз!» и тело твоё перехватил! Ты и выздоровел.
— Не перехватил ещё! — зло буркнул Маричев. — Посмотрим: чья возьмёт⁈ А ну-ка, вон из моего тела, предатель Родины! Изверг, сатрап, скотина!
Они схватились друг с другом в ментальной схватке, ломая и выкручивая виртуальные руки. Странная это была битва… И она совсем не походила на недавнюю стычку между Шириновским и Немтсовым. Но самым необычным в ней было то, что вроде бы один и тот же человек бился в ней сам с собой. Один, да разный! Первый молодостью сильный, другой старостью безобразный.
Битва оказалась тяжёлой для обеих сторон. Победила, как обычно… Нет, не молодость! Победила искушённость в политических баталиях и мёртвая хватка, что уже глубоко въелась в саму душу Владимира Вольфовича. Тут уж: кто на что учился, как говорится. И сын юриста ещё раз всем доказал, что он не так-то прост, как кто-то мог подумать. Сила его мысли оказалась намного выносливее и крепче духовных (или душевных?) сил прежнего владельца тела. Да и исход сей битвы был заранее предрешён самой возможностью попадания Владимира Вольфовича в это тело.
Тяжело дыша, они разошлись по разным углам одной черепной коробки.
— Ах ты ж, сволочь еврейская! — не удержался от оскорбления по национальному признаку Маричев.
— Ага, ага! — тут же уцепился за новую возможность посквернословить Шириновский. — Я же говорил, что ты нацист! Антисемит, сволочь, падаль, смерд! Но я победил. Победил! Красная армия всех сильней, и за сто морей. Так и знай: Красная армия всех сильней!
— Кто ж спорит-то? Я сам из Красной армии.
— Фашист ты и коричневорубашечник, — чуть устало буркнул Вольфович.
— Ладно, пусть, — покладисто согласился Маричев. — Раз теперь мы оба в одном теле, нам придётся искать компромиссы. — А, разберусь, — равнодушно ответил Шириновский. — Сейчас главное: выздороветь. А там убегу в СССР или в Америку. Там хорошо, там евреев любят.
— Нигде евреев не любят, потому как вы все только о себе думаете.
— Нет, мы о Родине думаем. Я вот о России, она мне Родина. А Израэль там или Палестина, на то мне наплевать.
— Израэль? — удивлённо переспросил Маричев.
— Ааа… Да ты и не знаешь ничего, неуч! Евреи всего мира уже давно образовали своё государство. Всё воюют с арабами, не хотят мириться. Ну, и хрен с ними! Пусть дальше воюют. Не поеду я туда: жарко там, и бабы все страшные.
— Вот как? И когда это произошло? — не унимался разведчик, с трудом представляя даже саму возможность образования еврейского государства.
— Так после войны вроде. Не помню точно в каком году… В 1948, кажется.
— Какой ещё войны? — тут же вновь насторожился Маричев.
— Великой Отечественной! — чуть раздражённо из-за внепланового экскурса в историю ответил Владимир Вольфович. — Второй мировой, если общее название нужно.
— С кем? — ошеломлённо выдохнул советский разведчик, хотя ответ напрашивался сам собой.
— Блин!