самое лицо, так что мне ничего не оставалось, кроме как вытянуть губы трубочкой, всосать и проглотить отвар.

Это было просто омерзительно. Как толокнянка, которой в далеком детстве мне цистит лечили. Толокнянка, она же — медвежьи ушки. Пополам с полынью!

— Бе-е-е-е какая гадость! — в этот момент волна жара от моего желудка распространилась вверх, к голове, и в мозгу внезапно прояснилось, как будто его чистым полотенчиком протерли. — Что это было?

— Полынь, медвежьи ушки, фиалка и еще кое-что, эльфийское, — подтвердила она мои догадки. — В травничестве главное — пропорция, взаимосвязь и рецептура… Например, одновременно фиалку и полынь готовить нельзя, и вообще… На, еще выпей, будешь со своими важными дядями до ночи заседать! А ты вон, какой большой, эффект от одной плошки будет сла-а-абенький…

Заботливая она у меня! Гадостями бодрящими поит, снага моих на ноги ставит после полной деморализации…

— В Орду ко мне пойдешь? — спросил я, стараясь не кривить рожу после второй порции горечи. — Давай, татау тебе сделаем, краси-и-и-ивые! И ни одна лесная экосистема тебя не достанет.

— И что, у нас будет служебный роман? — склонила голову она и прищурилась. — Хотя — у нас же уже был служебный роман, да? Признавайся, ты меня на работу взял, чтобы шашни крутить?

— Конечно, я тебя на работу взял, чтоб шашни крутить! Как вспомню, как тогда под фонарем у входа в «Орду» ты броню снимать стала и в машину к Брегаладу кидать, я такой у-у-у-у… — я картинно закатил глаза. — А ты что думала?

— А я думала, что у тебя широченная спина, и за такой спиной можно быть как за каменной стеной. И то, как ты с теми скидками на кофе Брегалада уделал, и как про вакансию на доске написал… Я сразу поняла, что ты хочешь меня закадрить! — глазки Эсси блестели, и вообще вся она была такой хорошенькой-прехорошенькой, что я бы ее так бы и сожрал!

— И что, и что? — спросил я, едва ли не облизываясь. — Тебя не пугала перспектива быть закадренной черным уруком?

— Ну, честно говоря, очень пугала. И очень привлекала! Ты такой стра-а-ашно обаятельный! — она встала на носочки и чмокнула меня в щеку. — Так и знай, сидя на своем жутко важном заседании — тебя ждет одна очень-очень влюбленная эльфийка!

— Оу, — сказал я и сграбастал ее вместе с плошками, и подхватил на руки. — Может, ну бы его нахрен, это заседание? А?

— Нет уж, нет уж! Я предпочитаю служебному роману династический брак! Давай, побеждай всех и достигай там всего, а я…

— А ты? — я глядел на нее во все глаза и не мог наглядеться.

— А я тебе помогу, ясен пень! — фыркнула она. — Давай, спускай меня на землю, мне еще Кузю отпаивать, он сильнее всех это самое… В общем… Перестарался!

И, уходя, шлепнула меня по ягодице, зараза ушастая! Это я, я должен был ее шлепнуть! Кто, в конце концов, у нас дикарь, урук и мужлан? Ну, ничего… Доберусь я до нее!

Так или иначе — навстречу мчащемуся к нашей полевой базе кортежу я шел в приподнятом настроении. Мне даже интересно было: чего такого удивительного мне скажут эти важные дяди и тети? Может, наконец отпустят творить дичь на Балканы? А то время уходит, братский урукский народ томится там под упыриным гнетом, пепел Клааса бьет мне в грудь и вообще — вихри враждебные веют над нами, даешь Варшаву, даешь Берлин! То есть — Бухарест и Истанбул, понятное дело. Но все равно — даешь!

* * *

Я стоял в тени раскидистого бука и не торопился показываться. Кортеж за каким-то хреном остановился не в нашем лагере, а за полкилометра от него, так что я пробежался по лесу и теперь пялился на двух знатных господ, которые под охраной бронированных опричников Сахалинского полка выперлись из машин и, кажется, банально курили, глядя на звезды, мерцающие на вечернем небе.

— Знаете ли вы, ваша светлость, как в последние триста лет определяется следующий Государь после смерти предыдущего? — царевич Василий был красив, красивее своего отца и своего брата Федора.

Идеально уложенные рыжие волосы до плеч, ухоженная, рыжая же, короткая борода, загорелая кожа, белоснежные зубы, тонкий орлиный нос… Я подумал даже, что у них с Федором Иоанновичем, должно быть, разные матери. Федор гораздо более напоминал своего августейшего отца, чем этот — средний из наследников. Одевался Василий щегольски — даже тут, у самого рубежа Хтони и в окружении кадровых военных он не пытался подстроиться и мимикрировать под окружение, надевая что-нибудь полувоенное, а остался верен себе: в элегантном костюме-тройке, белоснежной рубашке и стильных полуботинках он почему-то не выглядел неуместно среди бронированных внедорожников и БМП. Лет ему, насколько я знал, было около сорока, но выглядел он гораздо, гораздо моложе.

— Нет, ваше высочество, — откликнулся крупнотелый и мордатый седой старик в пышном мундире с эполетами, аксельбантами и позументами. — Я был слишком молод, когда к власти пришел ваш батюшка, чтобы интересоваться такими подробностями. Обычно Грозные предпочитают решать такие вопросы внутри семьи… Нам же, верноподданным, остается только склонить голову и принять волю Династии.

Судя по сводкам в Сети и телесюжетам, это был сам князь Вяземский — командующий группой армий «Прут», и тот факт, что он тоже явился сюда, ко мне в полевой лагерь, навевал на меня капитальную тоску. Явно мне лично и всей Орде намеревались подложить вонючую бубхош бууб, и я ровным счетом ничего с этим не мог поделать. Сам же поперся в Феодосию, напросился на аудиенцию… Нет бы сидел, хвост поджав и