старик голосом, не предполагающим отказа. — А затем сделай мне мартини, Киёко. Живее. У меня пересохло в горле. И не забудь переодеться, как это было в прошлый раз.

— Хорошо, — смиренно сказала девушка.

Она отнесла меня в тёмную комнату, которую, по всей видимости, только недавно превратили в детскую, и положила на кровать. Вдруг я почувствовал странную влагу в районе своей… Ах… Проклятое детское тело.

…Как чрезвычайно неловко.

Киёко заметила моё «маленькое прошествии», улыбнулась и стала менять мои подгузники.

Так у людей и появляются фетиши… Тьфу-тьфу-тьфу.

Когда она закончила с этим делом, то стала раздеваться. Я отвернулся. Я уже видел девушку со всех возможных ракурсов, и всё же джентльмен внутри меня не позволял мне на неё пялиться. Лишь когда Киёко закончила шуршать одеждами, я снова повернулся к ней…

И обомлел.

Декольте, рюши, чёрная юбка, которая даже наполовину не достигает коленей и длинные белые колготки — на девушке был наряд «французской горничной».

Это старик заставляет её так одеваться?.. Поганый извращенец.

…Но со вкусом.

Киёко посмотрелась в зеркальце, вздохнула, затем выдавила улыбку и стала рыскать в шуфлядке. Через пару секунду она склонилась надо мной, — ближний план на декольте, — и протянула плюшевого кролика.

— Держите, ваше божественное высочество, и, пожалуйста, не плачьте. Мама… То есть ваш божественный родитель скоро вернётся и поиграет с вами. Правда! — заявила Киёко.

— Ха. шо — я попытался ответить, но мои голосовые связки были неспособны и непривычны выговаривать слова. Киёко с умилением улыбнулась, погладила мои жиденькие волосы и повторила:

— Мама обязательно с тобой поиграет… Я-ма-то.

Меня пронзила дрожь. Я вытаращил глаза и увидел, что в зрачках девушки сгущается серый туман.

— Ти… — в моем сознании мелькнул магический знак. Я вытянул руку. «Киёко» в свою очередь отстранилась и стала с каменным лицом разглядывала меня своими пустыми и туманными зрачками.

— Давай поиграем… Я-ма-то… Скоро тебе снова придётся… выбирать. В этот… этот раз… Ты не сбежишь.

— Тиво… Ти хоти?

«Оно» помолчало.

Затем ответило:

— Для тебя это просто игра… Я-ма-то?

— Не.

Киёко прищурилась.

— До-ка-жи…

Туман в её глазах завихрился и пропал. Девушка поморгала, затем поморщилась и схватилась за голову, как во время мигрени.

— Ах… Ах, мартини! Я опаздываю! — лицо Киёко, ещё секунду назад бывшее растерянным, вдруг окрасилось волнением. Она наклонилась, хотела поцеловать меня в лоб, промахнулась, чмокнула в нос и выбежала из комнаты. Мои мысли в это время были заняты другими вещами. Давай поиграем? Что это значит? Кто такой этот таинственный другой фантом, который преследует меня в мире Ямато? Как он меня находит? Что ему нужно? Он сказал, что в ближайшее время мне снова придётся сделать выбор, но какой?

Я нахмурил свои маленькие брови, как вдруг из другой комнаты раздался хлёсткий грохот и крик:

— Ах!..

Стоп…

Я немедленно направил туманность в свои конечности и вымахал на пару лет. Затем выпрыгнул из колыбельной, пробрался к приоткрытой двери и выглянул наружу. В ту же секунду внутри меня всё закипело. Киёко сидела на коленях на мраморной плитке, в то время как старик сидел на бархатном кресле, водрузив ногу на ногу, и надменно и презрительно смотрел на неё.

— Скажи мне… Киёко, — заговорил он всё тем же мягким и приятным голосом диктора или театрального актёра. — Тебе правда нужно больше восьми минут, чтобы сменить одежду?..

— Я… — девушка сглотнула. — Я…

Старик наклонился и спросил немного тише:

— Нет?..

Киёко прикусила губы и помотала головы.

— Нет, — он снова прильнул спиной к своему стулу. — Тогда с твоей стороны эта задержка была непослушанием. Киёко, я понимаю, что ты могла… — он выглянул в окно. — Возгордиться, когда именно тебе была дарована священная миссия привести в этот мир семя нашего божества.

Девушка отчаянно мотала головой, пока старик знаком не показал, чтобы она прекратила.

— Я знаю, это сложно… Мне самому сложно, намного сложнее, нежели тебе, ибо это моё семя породило нашего бога. Моя кровь, моя эссенция и плоть. Ты же не более чем свинья, сосуд, который выносил ребёнка. Ты — козлица, которая согревает его в хлеву. Ты понимаешь меня?

Это не твой ребёнок.

Он никогда не будет твоим.

Ты должна быть благодарна мне… и нашему божеству, разумеется, что я позволил тебе находиться рядом с ним. Но если ты будешь дурно влиять на него, если ты будешь говорить с ним без моего разрешения, если ты посмеешь не выполнять мои приказания, Киёко, я буду вынужден вас… разлучить.

Киёко немедленно припала к плитке в молитвенной позе.

— Ты понимаешь меня. Это хорошо, Киёко, очень хорошо. А теперь, — старик вытянул руку и вылил зеленоватую жидкость из своего коктейльного стакана на чёрные волосы девушки. — Приготовь мне мартини… — его рот разверзся в широкой улыбке.

5. рьюсей

Киёко быстро приподнялась, блеснула своими мокрыми глазами в электрическом свете и бросилась к барной стойке. Старик расслабился и вдруг посмотрел в мою сторону. Он ничего не увидел. К этому времени я прикрыл за собой дверь и спрятался во мраке комнаты.

Моё сердце кипело, и в то же время мысли мои вертелись, как хорошо слаженные шестерёнки. Значит это был он… Он был моим отцом. Вернее, отцом этого тела. Ещё он был ублюдок, тираном и садистом, но это было закономерно. Почти каждый лидер культа может похвастаться подобным набором характеристик. Максимально неприятная личность.

Это было хорошо.

Значит, мне будет намного более приятней сделать то, что я собираюсь сделать…

Через минуту я снова приоткрыл дверь и внимательно рассмотрел помещение. Камер не было. Логично. Старику явно не хотелось, чтобы хоть где-нибудь, пускай даже у него самого, сохранились улики. Если даже невинных людей, которым не повезло подцепить НИСа, ждал расстрел, можно себе представить, что станется с человеком, который делал это намеренно и систематично.

Я ещё раз прокрутил в голове свой план, а затем стал дожидаться, когда Киёко уйдёт.

С одной стороны, мне, наверное, не нужно было от неё ничего скрывать, но с другой предосторожность никогда не бывает лишней.

Впрочем, несколько раз меня порывало пойти против этого, в общем, разумного суждения, настолько неприятно было наблюдать за происходящим. Старик откровенно измывался над девушкой. Приказывал, щупал за ляжки, игрался с ней, точно она была куклой; Киёко кусала губы и терпела. Время от времени она поглядывала на дверь, за которой лежал её сын, и каждый раз, когда она это делала, сердце моё обливалось кровь.

Даже странно, насколько сильное воздействие на меня оказывало всё происходящее. Моё сердце стучало. В животе