class="p1">Видели бы вы его на лодке, сказал Франсис. Поднял чашку. Бан И Нил ее наполнила. Дала еще хлеба.

Он всю дорогу блевал, сказал Франсис. И разговаривал сам с собой. Бормотал, точно старуха.

Я его как в бухте увидела, все поняла, сказала Бан И Нил. Едва живой был.

Зачем ему все это, Франсис? — спросила Марейд.

Франсис покачал головой.

Не знаю.

Мог на нормальной лодке добраться, как все, сказала Марейд.

Этот тип считает, он не как все.

Но на каррахе-то, возразила Марейд. Уж слишком не как все.

Да еще и кучу денег заплатил за это удовольствие, сказал Франсис.

Бан И Нил передернулась.

Я в эту посудину больше ни за какие деньги не сяду, сказала она.

Я и сам едва решился, сказал Франсис. Давно не пробовал.

Это-то видно, сказала Бан И Нил. И потом еще эти скалы.

Франсис откинулся на спинку стула.

Да, к мотору быстро привыкаешь.

Повезло, что все хорошо кончилось.

Франсис пожал плечами.

Да все у нас путем было, Ван И Нил.

Надеюсь, оно того стоило, сказала она.

Еще бы.

И сколько?

Так я тебе и сказал, Бан И Нил.

Да ладно, Франсис. Сколько?

Он покачал головой. Она собрала тарелки, блюдца и чашки в стопку перед собой.

Как его звать-то?

Мистер Ллойд, сказал Франсис. Из Лондона.

С банком как-то связан? — спросила она. Наверняка, сказал Франсис, если заплатил столько за переправу.

Они рассмеялись, потом разом смолкли. Мимо трех окон к дверям шел Михал.

Вид у него кислый, сказала Марейд.

Михал распахнул дверь.

Их светлость желает, чтобы мебель переставили, сказал он.

Ну, с ним хлопот не оберешься, сказала Бан И Нил.

И чтобы кровать развинтили, сказал Михал. Кровать?

Да, Марейд. Кровать. Гаечный ключ нужен. Никогда еще такого не было, сказала Бан И Нил. Ни разу, подтвердил Михал.

Всем гостям всегда нравилась эта кровать.

А этому нет, сказал Михал. Он там вообще про все разоряется.

Франсис и два старика отправились с Михалом в коттедж, в грубо оштукатуренную комнатушку, где пахло плесенью, ближе к полу побелка облезла и осыпалась. Ллойд стоял у окошка, выходившего на море, несвежая тюлевая занавеска колыхалась у его щеки.

Я же говорил, мне нужен дом с освещением. Тут фонари есть, мистер Ллойд.

Мне для работы.

Еще принесу.

Ллойд покачал головой и повел их в соседнюю комнату — там стояли двуспальная кровать, застеленная выцветшим зеленым покрывалом, гардероб и туалетный столик, но без зеркала. Стены здесь были посуше, хотя окно — не больше, чем в первой комнате.

Мы гардероб наверх не понесем, мистер Ллойд. Уберите его из комнаты.

А вы рисуйте наверху, мистер Ллойд. Там есть

пустая комната.

Там освещение плохое.

Вы сказали, что и здесь плохое, так какая разница?

Ллойд стащил матрас с кровати.

Давайте, за дело. Пожалуйста.

Четверо мужчин разобрали кровать и унесли наверх. Туда же затащили и туалетный столик, а гардероб выволокли в главную комнату, где была большая дровяная плита, стол и шесть стульев.

Теперь нормально, мистер Ллойд?

Уже получше.

Ладно, значит, сойдет.

Мужчины ушли, Ллойд открыл двери и окна.

Снял все занавески, свалил в угол большой комнаты, за дверью. Поставил мольберт в спальне, где теперь не было кровати, повернул почти перпендикулярно к окну, так, чтобы свет на него падал, а тень нет. Вытащил из туалетного столика самый узкий ящик, установил на два стула слева от мольберта. Принес от входа в мастерскую деревянный сундук — тот еще не просох от морской воды, — размотал пленку, отпер, задержав дыхание, сундук, поднял крышку

краски целы

море не повредило

не тронуло

Он вздохнул и стал перегружать содержимое сундука в ящик: палитры, скребки, восемь кистей из щетины, шесть колонковых, три бутылки скипидара, три льняного масла, одну с желатином, тряпки, липкую ленту, пузырьки, бутылки, грунт, карандаши, ручки, тушь, уголь, а еще перочинный нож, ножницы, бечевку, накидку — черную, чтобы поглощать солнечные лучи. А потом краски, оранжевую, желтую, алую охру

подсолнечники

красные крыши

рыночные лотки

летний зной

здесь ни к чему

в сером влажном краю

зелено-буро-голубом

Это краски?

Он вздрогнул. С ним рядом стоял мальчик

скорее мужчина

чем мальчик

но еще мальчик

Это краски?

Ты никогда не стучишь?

Нет.

А стоило бы. Это теперь моя мастерская.

Чай готов.

Я не голоден.

Это краски?

Да. Тебя звать как?

Джеймс Гиллан.

Художник протянул руку.

Сын Франсиса Гиллана?

Джеймс покачал головой.

Не. Он мой дядя.

Джеймс указал на ящик.

Можно попробовать?

Нет. Это мне для работы.

В общем, чай готов.

Спасибо, я потом чего-нибудь поем.

Потом не будет.

Ллойд вздохнул.

Ладно, раз ты так считаешь, нужно идти.

Ллойд вслед за мальчиком вернулся в дом. Джеймс нес белую пленку, которую Ллойд выбросил.

Ты здесь живешь?

Да. В доме у бабушки.

А дом, в котором живу я, чей?

Брата Михала.

А он где живет?

В Америке.

Это не на острове.

Нет, подтвердил Джеймс. У него тут два дома. Он их сдает. Кучу деньжищ получает с таких, как вы.

Домовладелец в отсутствии, сказал Ллойд. Причем ирландец, сказал Джеймс.

А это что-то меняет?

По мне, ровным счетом ничего.

Ллойд сел на прежнее место. Михал и Франсис уже расположились за столом. Бан И Нил принесла тарелки с жареной рыбой, картофельным пюре, отварной капустой. Ллойд поковырял пищу, но есть не стал.

Поесть надо, мистер Ллойд, сказал Михал.

Я не голоден.

Обед каждый день в час, мистер Ллойд, ужин в половине седьмого.

То есть это ужин?

Да.

А похоже на обед. А обед на что похож?

На ужин.

Ллойд рассмеялся.

Чего-то я не понимаю.

Да все просто, мистер Ллойд. Еда почти всегда одна и та же.

Марейд налила чая, Бан И Нил разрезала яблочный пирог. Ллойд съел и выпил.

Так-то оно лучше, сказал Михал.

Еще бы, сказал он.

Художник встал, кивнул двум женщинам у печки. Спасибо.

Они кивнули в ответ.

Та failte romhat.

Пойду пройдусь, сказал он. Сориентируюсь. Вечер для этого самое то, сказал Михал.

В какую сторону лучше?

Да в какую хотите.

Я бы посмотрел на утесы.

Там не заблудишься, мистер Ллойд.

Это утешает.

А вот свалиться можно.

Спасибо. Буду об этом помнить.

Он взял пальто, шляпу, блокнот, карандаш и поднялся по деревенской улице на холм, мимо стариков, которые стояли, прислонившись к низкой стене, с сигаретами в руках, во рту, на земле лежали собаки. Старики ему помахали,