А потом Тиф попросил включить телек, потому что там начинался футбол. Я наделал попкорна в микроволновке, и мы ели его и смотрели «Спартак — Зенит». Лучше бы пива выпили, но Трифонов не пил ничего крепче кефира, поэтому я тоже не стал. Он считал, что раз отец его алкоголик, то и у него самого дурная наследственность. Что, в общем-то, для всех было хорошо. Тиф и по-трезвому покладистым нравом не отличался, а когда пил, превращался в вагон динамита, готового рвануть в любую секунду.

На самом деле, тема с его отцом была мутная, и тот алкоголик, которого он долгое время считал своим отцом, являлся ему просто отчимом, но Тиф этого не знал. Догадывался, конечно, но упорно делал вид, что не в теме.

А я знал и помалкивал, потому что клятвенно обещал Ярику Ярову — ещё одному нашему однокласснику, замешанному в этом деле, что без его разрешения ничего не скажу. Просто Ярик сначала сам мне про это рассказал, а на следующий день уже передумал.

Игра была скучной, весь первый тайм по нулям и я, утомленный дорогой, задремал, а проснулся — Трифонов собирался домой. Я предложил ему остаться, но он не захотел.

— А что Зоя? Она где? — весь вечер я терпел, а тут напоследок не выдержал.

— На даче своей, где же ещё. Типа матери с ребенком помогает, — Тифон недовольно передернул плечами. — В прошлом году я к ней чуть ли не каждый день туда мотался, а теперь без мотика только в выходные получается. Так уйду, и не заметит.

Чтобы попасть в своё МЧС, осенью Тиф собирался в армию.

— Тебе же только в октябре. Ещё два месяца.

— Дело не в этом. Сама завела меня, а теперь такая: «Хватит нависать». А как я нависаю? Что хочу её видеть? Что меня бесит, когда я не знаю, с кем она там тусит? Помнишь её дачного кренделя? Вот, честно, закопаю урода.

От этой темы Трифонов распалился в пол-оборота. Когда ещё они с Зоей не встречались, он и так без конца контролировал каждый её шаг, а после того, как всё закрутилось, стал невыносимым. Даже на нас с Лёхой злился, если долго разговаривали с ней, на маму её злился, которая приезжала в Москву с дачи в лучшем случае раз в месяц, на школу злился, на экзамены, на кино и книги, на всё-всё, что отвлекало её мысли и внимание от него.

— Ну вот что ей в Москве в такую жару делать, сам подумай? — сказал я, и он посмотрел на меня, как на дебила. — Представь тебя мать напрягла помогать, ты бы её послал?

— Давай, до завтра, — он пожал мне руку и вышел.

В Зою я был влюблен с того самого момента, как только увидел на школьной линейке Первого сентября. В короткой расклешенной юбке, на высоченных каблуках, с копной небрежно забранных наверх вьющихся рыжих волос, она показалась мне богиней.

Я очень хотел, мечтал быть с ней и даже получил скромный шанс, однако затмить в её глазах Трифонова, мог, наверное, кто-то не менее крутой, чем он сам. А я крутым не был.

С Зоей мы переписывались, но редко. Не так, как раньше. В основном, я смотрел её фотки в Инстаграме: Зоя собирает клубнику, Зоя поймала ежа, Зоя с годовалой сестрой Соней, букет из ромашек, закат розовый, закат голубой, Зоины волосы горят огнем в рассеянном свете солнечных лучей, Зоя в соломенной шляпе и тёмных очках, Зоя с друзьями на великах, Зоин зрачок, Зоя в легинсах фоткает себя в огромном старом зеркале.

Всё как у всех. Но её фотографии, даже незамысловатые пейзажи, я мог разглядывать часами, невольно представляя, будто нахожусь там с ней.

Наверное, я всё ещё её любил.

Никита

Артём жил в Измайлово. Недалеко от метро. Район у них был поприятнее, чем наш. Зеленый и не такой пыльный. Приехали мы за десять минут до встречи, но Трифонов забыл, как идти, поэтому плутали по дворам около получаса. Всё это время я просил его позвонить, но он лишь недовольно фыркал «уже почти пришли» и «сам найду».

В конечном счёте, я просто сел на бордюр и сказал, что не пойду, пока он не узнает точный адрес.

Они встретили нас около подъезда. Артём, его девчонка и друг. Стояли возле лавочки, поджидали, а завидев, стали прикалываться над тем, что мы заблудились «в трёх соснах».

Артём был старше и весь из себя красавчик: с косой чёрной чёлкой, голубоглазый, высокий, в широкой черной майке-алкоголичке и капри с накладными карманами. На шее — цепочка, в нижней губе пирсинг, на большом пальце толстое серебристое кольцо. Предплечье правой руки, наподобие браслетов, охватывали две татуированные полосы.

Я его ещё по больнице помнил. Держался он дружелюбно, но откровенно заносчиво. И, если бы не Тиф, я бы напрягся, однако тот сразу предупредил: «Артём языкастый и заводной, но не бери в голову. Он нормальный чел». А Трифонов редко о ком говорил «нормальный».

А вот его девушка со странным именем — Вита, в коротком голубом платьице на пуговицах и белых скетчерсах, скромно прижимавшаяся к нему, показалась мне чересчур застенчивой и мелкой. Класс девятый от силы.

Познакомив нас, Трифонов поинтересовался, как у неё дела в школе, и она так засмущалась, что он и сам смутился. Но всё время, пока мы там стояли, Артём бесконечно целовал её и не выпускал из рук, то ли боясь, что растает, то ли хвастаясь перед нами, что она «его».

Второй же парень, Макс, отчего-то понравился мне сразу. Внимания он к себе особо не привлекал, и выглядел обычным пацаном: немного обросшим, рыжеватым, в длинных шортах и футболке, спокойный, мягкий, без пафоса. Разговаривал мало, тихо и по делу, а услышав про лагерь, сразу сказал, что тема прикольная.

— Что скажешь? — Артём посмотрел на Виту.

Но Трифонов даже не дал ей и рта раскрыть:

— Сдурел? Там для девок ничего не приспособлено. Лес, комары и сортир на улице.

— Ну тогда я — пас, — Артём обхватил Виту сзади и упёрся подбородком ей в макушку. — Мне ребенка оставить не с кем. Вон, Котика берите. Ему полазить и попрыгать только в кайф.

Макс растянул улыбочку и согласно кивнул. Так я понял, что Котик — это он.

— А как добираться?

— На своих. Хозяин сказал, что не сможет забрать, — ответил Тифон.

— У тебя есть хозяин? — насмешливо удивился Артём.

— Хозяин лагеря, дебил.

— Сколько нас будет? — поинтересовался Макс.

— С тобой четверо. Мы с Никитосом и Лёха Криворотов ещё. Помнишь его?

Макс не ответил, но рассмеялся, и стало ясно, что помнит.

Рассеянно слушая их болтовню, я бессмысленно глазел по сторонам и девчонку с красными волосами приметил издалека. Лица ещё различить не успел, а уже стопудово знал, кто это.

Её звали Тоня. Мы с ней в больнице познакомились, когда я к Тифу приезжал. Невысокая, но ладная и быстрая, будто вся на заведенной пружине. И лицо хорошее, располагающее. Шла она решительно, по-деловому, в наушниках, ковыряясь на ходу в телефоне. Я с интересом оценил её загорелые голые ноги в кедах, короткие джинсовые шорты, и уже собирался окликнуть, как она сама свернула к нашему подъезду и, подняв голову, молча остановилась.