Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Пронзительный крик доносится со стороны поляны. Справа, где были ныряльщики, слышно все больше громких голосов, они тоже бегут на шум. Кровь застывает у меня в жилах.
Элис.
Сердце колотится в груди. Я бегу к началу тропы следом за Сэльвином, но как только я ступаю под кроны деревьев, различить ее в темноте становится невозможно. Сделав три шага, я спотыкаюсь и тяжело падаю в заросли ежевики. Руки царапаются о ветви. Я судорожно вздыхаю раз, затем другой. Даю глазам привыкнуть к темноте. Встаю. Прислушиваюсь к воплям студентов. Затем на адреналине я пробегаю почти километр в нужном направлении быстрыми осторожными шагами, не понимая, какого черта Сэльвину удается так быстро перемещаться по этому лесу без фонарика.
К моменту, когда я вываливаюсь на поляну, вечеринка уже превращается в хаос. Студенты отталкивают друг друга, стараясь пробраться по длинной узкой дорожке к машинам, припаркованным на посыпанной щебенкой площадке. За деревьями с ревом оживают двигатели. Два парня изо всех сил пытаются поднять бочонки с пивом и взвалить их в кузов грузовика, а столпившиеся вокруг пытаются «облегчить» им работу, отпивая прямо из кранов. По другую сторону костра человек двадцать, столпившись кольцом, кричат, подняв вверх пластиковые стаканчики и мобильные телефоны. Непонятно, на что или на кого они смотрят, – но явно не на Элис. Она, должно быть, пытается найти меня, как я пытаюсь найти ее. Я достаю телефон, но пропущенных звонков или сообщений нет. Наверное, она перепугана.
– Элис! – Я пытаюсь рассмотреть в толпе ее, хвост и футболку Шарлотты, рыжие волосы Эвана, но их не видно. Полуголая, настолько мокрая, что с нее капает, студентка проталкивается мимо меня. – Элис Чен! – Густой дым от костра вздымается в воздух, почти ничего не видно. Я проталкиваюсь между потных толкающихся тел, выкрикивая имя Элис.
Высокая блондинка бросает сердитый взгляд, когда мой крик раздается у ее лица, и я возмущенно гляжу на нее в ответ. Она прекрасна, как кинжал, о котором заботится владелец: острая, блестящая, угловатая. Слегка надменная. Абсолютно во вкусе Элис. Проклятье, где же…
– Все, сваливайте, пока никто не вызвал полицию! – кричит девушка.
Полицию?
Я поднимаю взгляд как раз в тот момент, когда стоявшие в кругу ребята с одноразовыми стаканчиками расступаются. В следующую секунду я вижу, почему все кричали раньше и почему могут вызвать полицию теперь – драка. Причем нехорошая. Четыре пьяных огромных парня, сбившись в кучу, катаются по земле, размахивая руками. Вероятно, ребята из команды по американскому футболу, как раз закончившие предсезонные соревнования, переполненные адреналином, пивом и кто знает, чем еще. Один из гигантов хватает другого за рубашку, ткань натягивается, и я слышу, как разрывается шов. Третий встает на ноги, замахивается, чтобы пнуть в живот четвертого. Все равно что смотреть на схватку гладиаторов, только вместо доспехов они покрыты мышцами, шеи у них толщиной с мое бедро, а вместо оружия они размахивают кулаками размером с премиальные грейпфруты. Они подняли в воздух целый ураган пыли, и кругом столько дыма, что я не сразу замечаю мигающий свет и движение у них над головами.
Что за?!
Вот оно! Вот опять. В воздухе над парнями что-то танцует и мерцает. Что-то зеленовато-серебристое мечется в воздухе, пикирует, мерцает, то появляясь, то исчезая, словно глючная голограмма.
Эта картина пробуждает что-то в моей памяти. Мерцание света… само его ощущение… от него у меня перехватывает дыхание.
Я видела это раньше, но не помню где…
Охнув, я поворачиваюсь к студенту, стоящему рядом – широко открывшему глаза парню в футболке с эмблемой Tar Heels[1].
– Ты тоже это видишь?
– Имеешь в виду, как эти козлы подрались неизвестно из-за чего? – Он что-то нажимает на своем телефоне. – Ага, а думаешь, почему я снимаю?
– Нет, вон там… свет. – Я показываю на мерцание. – Вот!
Парень рассматривает воздух, затем презрительно кривится.
– Накурилась чего-то?
– Давайте же! – Та блондинка проталкивается через кольцо наблюдателей, а затем встает между дерущимися и остальными, уперев руки в боки. – Пора убираться!
Стоящий рядом со мной парень отмахивается от нее.
– Не лезь в кадр, Тор!
Тор закатывает глаза.
– Ты бы лучше уходил, Дастин! – Под ее свирепым взглядом большинство зевак разбегается.
Нечто до сих пор там, за головой блондинки. Сердце колотится, и я снова осматриваю все вокруг. Никто больше не заметил серебристый сгусток, который колышется в воздухе, зависнув над головами парней, – либо дело в том, что никто другой не способен его увидеть. Желудок сдавливает холодный ужас.
Горе делает с человеческим сознанием странные вещи. Это я понимаю. Однажды утром, через пару недель после того как умерла мама, папа сказал, что ему показалось, будто он чует, как она готовит на кухне кукурузную кашу с сыром – мамино фирменное блюдо, мое любимое. Однажды я слышала, как она что-то напевает без слов дальше по коридору, рядом со спальней. Что-то такое обыденное и простое, такое привычное и незначительное, что на мгновение все предыдущие недели показались просто кошмаром, будто теперь я проснулась и она жива. Смерть движется быстрее осознания.
Я выдыхаю воспоминания, крепко зажмуриваюсь, затем снова открываю глаза. «Никто больше не может этого видеть, – думаю я, в последний раз осматривая группу. – Никто…»
За исключением человека по другую сторону костра, спрятавшегося между двумя дубами.
Сэльвина Кейна.
Он смотрит вверх с таким выражением, будто что-то высчитывает. Он чем-то раздражен. Его острый взгляд тоже видит этот сгусток, то появляющийся, то исчезающий. Его длинные пальцы подергиваются, серебряные кольца поблескивают в тени. Неожиданно сквозь облака дыма, которые волнами и вихрями поднимаются над костром, мой взгляд и взгляд Сэльвина встречаются. Он вздыхает. Действительно вздыхает, словно теперь, когда существо-голограмма оказалось здесь, я вызываю у него скуку. Сквозь страх пробивается укол оскорбленной гордости. По-прежнему глядя мне в глаза, он быстро, резко дергает подбородком, и мое тело словно обвивает невидимый электрический заряд, который дергает меня назад, как веревка – подальше от него и от этого нечто. Меня тянет так сильно и быстро, что я едва не падаю. Губы Сэльвина двигаются, но я не слышу его.
Я сопротивляюсь, но невидимая веревка реагирует на это, и ощущение сдавливающей боли, пронизывающей тело, расцветает, превращаясь в одно слово.
Уходи.
Оно материализуется в голове, словно собственная мысль, которую я просто забыла. Команда прожигает мозг, отдается глубоко в груди, словно