пустой дороге, ведущей к кампусу, уже десять безмолвных минут. Мы обе никогда раньше не ездили в полицейских машинах. Здесь пахнет кожей, оружейным маслом и еще чем-то острым и мятным. Мой взгляд цепляется за круглую черно-зеленую жестянку с жевательным табаком Skoal Classic Wintergreen в подставке для стакана между двумя сиденьями. Фу. За металлической сеткой, разделяющей задние и передние сиденья, виднеется пыльный ноутбук, прикрепленный к центральной консоли. Под ней свалены в кучу какие-то электронные приспособления с извивающимися проводами, переключателями и шкалами. Помощник шерифа, на форме которого написана фамилия «Норрис», возится с радиоприемником, пока из трескучего динамика не раздается припев Sweet Home Alabama.

Мне шестнадцать. Я достаточно бдительна. Я слышала истории от дядей и двоюродных братьев – да даже от папы – об облавах и задержаниях. Я смотрела видео в Интернете. Сидя в машине, я вспоминаю эти картины, и сердце начинает гулко колотиться. Не знаю, найдется ли в этой стране хоть один темнокожий, который со стопроцентной уверенностью сможет сказать, что чувствует себя в безопасности рядом с полицейским. Не в последние несколько лет. А возможно, и никогда. Может, кто-то где-то есть, но я уж точно таких не знаю.

Элис сидит неподвижно и прямо, как доска, пристально глядя в окно на бесконечную стену проносящихся мимо темных деревьев. Сидящий впереди Норрис постукивает большими пальцами по рулю и тихонько подпевает: «Боже, я иду к тебе домой…»

– Элис, – шепчу я. – Кое-что случилось.

– Я с тобой не разговариваю.

– Ну же, – шепчу я. – Там, у костра, там было… – Боже, я даже не знаю, с чего начать. – Похоже, там была драка…

– Прекратить болтовню, – приказывает помощник шерифа. Я ловлю в зеркале его взгляд. Он поднимает бровь, словно говоря: «Ну, рискни же, скажи что-нибудь». Я опускаю глаза и отвожу взгляд.

Через несколько минут Норрис заговаривает сам.

– Каролинский, значит. Мой сынок подавался туда пару лет назад – и не прошел. Трудно туда попасть. И дороговато.

Ни я, ни Элис не знаем, что на это сказать.

– Как вы все это проворачиваете?

Мы обе молчим. Проворачиваем что? Как проходим туда или как оплачиваем? Элис отвечает первой:

– Стипендия.

– А ты, подружка? – Норрис ловит в зеркале мой взгляд. – Полагаю, как малоимущая?

Элис застывает, а у меня волосы на затылке встают дыбом. Я не его подружка, и мне не стыдно получать финансовую помощь, но он спрашивает не об этом. «Позитивная дискриминация?» – как бы говорит его понимающая ухмылка.

– За хорошую учебу, – выдавливаю я сквозь стиснутые зубы, хотя это в любом случае не его дело.

Он усмехается.

– Как же.

Я выдыхаю, ощущая волну бессильной ярости. Пальцы впиваются в бедра, напряжение сковывает меня из-за всего, что я хочу, но не могу сказать сейчас.

Через несколько минут машина замедляет ход. Мы по-прежнему далеко от кампуса, здесь нет перекрестка, нет никаких других автомобилей, просто прямая двухполосная дорога, подсвеченная фарами патрульной машины. Затем я вижу, почему Норрис остановился. Две фигуры вышли из-за линии деревьев на другой стороне дороги. Когда он подъезжает ближе, включив фары на полную, они прикрывают глаза поднятыми руками. Норрис останавливается рядом с ними и опускает стекло.

– Поздновато для прогулки.

– Норрис, да?

Когда я слышу этот голос, кровь отливает от моего лица.

Плечи помощника шерифа напрягаются.

– Кейн. – Его взгляд скользит влево. – Морган. Простите. Не узнал вас.

Элис наклоняется к окну, чтобы получше рассмотреть тех, кого я знаю как Сэльвина и Тор. Пронырливых легендорожденных.

– Я заметил, – мягко произносит Сэл. Он наклоняется, и я смотрю вперед с невозмутимым видом. Краем глаза я замечаю, как его взгляд на секунду останавливается на мне, а затем перемещается на Элис. Его внимание заставляет меня нервничать.

– В каньоне заблудились?

– Ага, – соглашается Норрис. Немного помолчав, он откашливается. – Есть какие-то поводы для беспокойства?

Сэльвин выпрямляется.

– Больше нет.

– Рад слышать.

Норрис улыбается напряженно. Нервно.

Норрис знает. Он знает.

– Это все? – сухо спрашивает Сэл. Если Норрис и оскорблен, что ему, помощнику шерифа округа Дарем, взрослому мужчине, буквально приказывает подросток, он этого не показывает.

– Просто отвожу этих двоих обратно в кампус.

Сэл уже идет дальше по дороге, не обращая внимания на нас.

– Продолжайте движение.

Продолжайте движение. Не просьба. Не предложение. Приказ.

Остатки чувства безопасности, которое я еще могла испытывать, находясь в этой машине, испаряются от этих трех слов. Вне зависимости от того, каким властям подчинен помощник шерифа, эти два подростка старше его по званию.

Норрис отдает честь Тор, и она направляется следом за Сэлом; затем он трогается с места и едет дальше по дороге к кампусу. Через минуту он снова включает радио и начинает напевать себе под нос. Набравшись смелости, я оборачиваюсь как можно аккуратнее, чтобы посмотреть назад.

Тор и Сэл исчезли.

Рядом со мной Элис снова откидывается на сиденье. Я не пытаюсь еще раз заговорить с ней. Если я раньше не знала, что сказать, то теперь точно не знаю – я видела, как представитель власти общается с так называемыми легендорожденными. Остаток поездки я провожу, обдумывая то, что сказала Элис ранее, и в итоге испытываю одновременно облегчение и ужас. Облегчение – поскольку не сказала в присутствии Норриса ничего, что показало бы, будто я знаю, что на самом деле случилось в карьере. Ужас – поскольку я увидела то, чего не должна была, и, если Сэльвин Кейн захочет что-то предпринять на этот счет, помощник шерифа Норрис не станет ему мешать.

Всю дорогу до кампуса в голове крутятся три мысли, которые сливаются в единый поток: Магия. Здесь. Существует.

Норрис высаживает нас перед «Старым Востоком» – историческим зданием, в котором живут студенты программы раннего обучения. Мы молча поднимаемся в нашу комнату на третьем этаже. Элис переодевается в пижаму и отправляется спать, не пожелав мне спокойной ночи. Я растерянно стою посреди комнаты, не зная, что делать.

На стороне комнаты, которая принадлежит Элис, на полке над столом в ряд выстроились фотографии в рамках – ее брат, сестры и родители на каникулах в Тайване. Ее родители сразу заявили, что будут забирать ее из общежития каждую пятницу, чтобы она могла проводить выходные дома, в Бентонвиле, но это не помешало ей украсить комнату так, будто она живет здесь постоянно. Сегодня днем она повесила на стену несколько постеров с актерами романтических комедий и протянула над кроватью двухметровую гирлянду.

На моей стороне фотографий нет. И постеров тоже. Вообще никаких украшений. Дома мне было невыносимо больно ходить по комнатам, где я провела детство, и видеть в них