И вообще, скверный сегодня выдался денек…

«…Бурение на водонасыщенные горизонты осуществляется шнековым методом установками на базе а/м „ЗИЛ-131“. Шнек диаметром 180 мм с победитовой насадкой разбуривает породы грунта до песочного водонасыщенного пласта. Затем поднимается буровой инструмент и делается „обсадка“ стальной колонной, резьбовое соединение диаметром 127 мм с сетчатым латунным фильтром галунного плетения длиной один метр, который устанавливается в месте водопритока. Ниже сетчатого фильтра изготавливается отстойник, который после обсадки щебенится. Затем скважина прокачивается насосом типа „Малыш“ или „Ручеек“ до визуально чистой воды и сдается ЗАКАЗЧИКУ…»

Наш народ, как ни странно, не утратил чувства юмора. Вот анекдот второй чеченской войны:

…Ночь. Чечня. Позиция артдивизиона. Возле костра сидят два офицера-артиллериста федеральных сил и, попивая паленую водку, от нечего делать играют в города:

– Знаменка. Называй на «А».

– Арсан-Юрт.

– Нет такого города!

– Как нет? А ну, что там у нас в графике артподготовки… Точно – нет! Ну, тогда – Ачхой-Мартан.

– Дай-ка график… Правильно! Такой пока еще есть…

…Мой город еще существует. Он плывет в призрачном туманном мареве. Зимой у нас часто бывают туманы – такая климатическая особенность. Куда плывет город, никто не знает, это военная тайна. Он, как Летучий Голландец, расстрелянный из пиратских пушек, тихо скрипит разрушенными домами-мачтами, покачивается на волнах тумана и плывет в свое гибельное никуда…

Это не бред, просто туман искажает перспективу, и кажется, что остовы серых домов слегка качаются. На душе тоже серо и тоскливо. Туман пропитывает тебя, как губку, разъедает волю и тихо шепчет: умри, грязная тварь, зачем тебе жить?

Да, в такие дни мне больше всего хочется умереть. Забиться куда-нибудь в уголок, закрыть глаза, уснуть и больше никогда не просыпаться. Наверно, я бы так и сделала, но сейчас мне мешает чужое присутствие.

Рядом со мной, на водительском месте, восседает мой полный антипод. Симпатичный такой антипод, жизнерадостный здоровый мужчина, с породистым чувственным лицом и искрящимися от полноты бытия глазами. Он искренне считает, что является самым главным человеком этого мира, и надеется прожить как минимум сто лет. Умирать он явно не желает. Сейчас мужчина довольно мурлычет какую-то задорную мелодию и крутит баранку. Наша белая «Нива» едет в никуда, параллельным курсом с городом-призраком.

Вот такие мужчины настырно двигают Историю и не дают нам, кислым бабам, тихонько умереть в своем уютном уголке. При одном взгляде на такого типа сразу понимаешь: да, жизнь продолжается, надо спешить, рвать во все лопатки, строить планы, бороться. Спасибо вам, жизнерадостные оптимисты-головорезы! Не будь вас, мир давно бы уже перестал существовать.

Хочется по этому поводу сказать вам что-нибудь весомое и значимое. Что-нибудь… Что-нибудь по теме. Ну, например:

– Ты баран, Аюб.

– Не понял?

Самый главный человек в мире не готов к такому утверждению, ему кажется, что он ослышался. Подтверждаю:

– Ты баран и сын барана.

– Ты вообще понимаешь, что говоришь, женщина? – Ноздри горбатого носа хищно трепещут. – Ты знаешь, что я могу с тобой сделать за такие слова?

Этот мужчина «в авторитете», как у нас принято говорить. Он сильный, грозный и беспощадный, люди боятся и уважают его. И вообще, он мужчина – этим все сказано. Я – женщина, человек второго сорта. Вернее, третьего, потому что я, ко всему прочему, – вдова.

Но для Аюба и его людей я неприкасаемая персона. Потому что я – правая рука Деда. А этот уважаемый мужчина Аюб двадцать минут назад совершил непростительную глупость. Он, по простоте душевной, даже не догадывается об этом, но его глупость может стать причиной провала операции. Дед за такие вещи карает безжалостно.

– Самое большее, что ты можешь, – это поцеловать меня в задницу. – Я с ленивым презрением смотрю на дорогу, чувствуя, как щеку жжет наполненный жаждой мщения взгляд моего напарника. Напарник недолго косится на меня – ему тоже надо смотреть на дорогу, кроме того, он понимает, что я хамлю не просто так, от нечего делать.

– Я с нетерпением жду этой минуты, звезда моя. – Аюб, как по команде, гасит гнев во взоре, вкусно причмокивает губами и даже облизывается. Он и в самом деле давно хочет увидеть мою задницу. Будь его воля, он бы устроил мне веселое времяпрепровождение! – Ты только намекни… Скажи, а что я сделал не так?

– Мы два месяца потратили на этих парней, – терпеливо объясняю я. – Мальчишки – загляденье. Чистые, непорочные…

– Да, вы молодцы, умеете людей отбирать. – Аюб непонимающе хмурится. – И что?

– Мы их Кораном по самые уши накачали, – продолжаю я. – Хоть сейчас в медресе отправляй…

– Ну а я что сделал не так?! – теряет терпение Аюб. – Не тяни, женщина, говори прямо!

– А ты, сын барана, ничего лучше не придумал, как при Зауре старухе голову отрезать. Да еще со своими дурацкими шуточками…

– Слушай, хватит оскорблять, да! – Аюб досадливо морщится и стукает кулаком по баранке. – Он воин, мужчина! Такое на него не должно влиять!

– Ты одним движением своего ножа зачеркнул всю нашу подготовительную работу, – выношу я вердикт. – Он был готов. А ты за несколько секунд разрушил его веру в святость идеи.

– Так уж и разрушил! Тоже мне, святость нашла!

– Разрушил. Я видела его глаза, когда он садился в машину.

– Но мужчина…

– Да прекрати, ради Аллаха, – «мужчина», «мужчина»!!! Теперь, если он сорвет акцию, ты, лично ты, ответишь перед Дедом…

Аюб хмурится, молчит, уже не косится на меня. Я тоже молчу. В том, что случилось, есть часть моей вины. Я опоздала. Приехала в морг на десять минут позже. Смотрю, Лечи стоит у машины один. «Где Заур?» – спрашиваю. «С Аюбом пошел». Я туда смотрю – там уже все сделано. А этот придурок еще шутит: типа, остальной труп тоже в дело пустим, жижиг-галныш сделаем. На Заура и не смотрит.

А зря. У парня в глазах – мир перевернулся с ног на голову. Полное смятение. Мы ведь его готовили по «чистому» пути, ему осталось только тумблером щелкнуть…

– Ладно, красавица моя, – через некоторое время до Аюба наконец доходит. – Что сделано, то сделано. Давай так: я тебя прошу, не будем Деду говорить об этом. Ладно? Я в долгу не останусь, ты знаешь…

– Это будет зависеть от результата акции, – непримиримо заявляю я. – Если все пройдет гладко, я забуду об этом. А сейчас давай сделай дурацкую рожу – подъезжаем…

Мы приближаемся к южному выезду из города. Здесь самый большой и хорошо охраняемый КПП. Это своеобразный форпост федералов: здесь берет начало дорога в мятежную горную Ичкерию[3]. В этом месте, образно выражаясь, заканчивается федеральное влияние. Это только образно – на самом деле такого влияния вообще нет. Федералы охраняют самих себя, далее сфера их интересов не распространяется: даже самые высокие федеральные марионетки местного разлива вынуждены самостоятельно заботиться о своей безопасности.