Увидев в двери Машу, он позвал ее.

— Иди сюда. Вот тебе. Пудру туда положишь или колечки.

— У меня нет пудры, дядя, — пожала плечами Маша.

— А? Нет? Ну когда-нибудь будет же. Забери! Не хочу видеть. И трешницу зря отдал проклятому.

Маша вытерла о рабочее платье мокрые руки и приняла из рук дяди шкатулочку.

— Красивая.

Дядя скривился.

— Такие в Риме на каждом шагу продаются для простофиль. Обмануть меня захотел, подлец! Думал Трегубова облапошить!

Маша отнесла шкатулку к себе наверх, в крохотную комнатку рядом со спальней дяди. В ней всего-то и было из мебели — кровать с пружинной сеткой и старое высокое трюмо, куда она и поставила приобретение. Положить в шкатулку ей было совершенно нечего — если только колечко, подаренное матерью-покойницей. Но она никогда не снимала это колечко — даже на ночь — в память о матушке.

На лестнице послышались шаги Михайлы Фомича. Он спустился, тепло одетый, с тростью и уже в шляпе.

— Вы надолго, дядя? — спросила Маша.

— Как бог даст, — ответил старик. — Приберись у меня наверху. И проветри, только немного, чтобы комната не застыла.

Он открыл дверь и на пороге остановился, указывая на замки.

— Помнишь?

Маша кивнула.

— Все закрыть и никого не пускать.

Трегубов сухо кивнул и вышел. Он брал извозчика до Сухаревки только в крайних случаях, когда надо было ехать далеко или с ценным грузом. Во всех остальных случаях Михайла Фомич передвигался пешком, отмахивая иногда по московским улицам до пяти верст.

Маша подождала немного, потом поднялась на второй этаж, застелила постель старика и открыла окно. Потом пошла в свою комнату и прилегла на кровать со старым, еще февральским номером журнала «Модный базар», который за три копейки купила у старьевщика в прошлый четверг.

Часы в кабинете дяди пробили пять. Маша начала тихонько дремать, как вдруг внизу позвонили в дверь. Она вздрогнула всем телом и села на кровати. Показалось? Но тут звонок задребезжал снова.

Возможно, это кто-то из соседей по улице? Или бродячий разносчик? А то и наводчик — ходит такой по домам, звонит в двери, выискивает, где хозяева в отъезде. Надо проверить. А если наводчик — то и спугнуть.

Маша спустилась вниз по лестнице, подошла к двери и строго спросила:

— Кто там?

— Это Маша? — раздался из-за двери мужской голос.

Маша опешила. Что такое? Кто мог ее звать? Голос был незнаком.

— Что надо? — спросила она уже не так строго.

— С Михайла Фомичем беда! Попал под экипаж! Сильно расшибся!

Маша оцепенела. Она не могла понять, что ей говорят с той стороны двери.

— Открывайте скорее, надо его перенести! Мы его в пролетке привезли.

Человек с той стороны двери говорил с такой тревогой и напором, что Маша уже взялась за засов, но в последний момент остановилась. А вдруг это воры? Вдруг она сейчас откроет дверь, а они ее и схватят, свяжут, а дом обчистят?

— Скорее! Скорее! — заговорил мужской голос с той стороны двери. — Он кровью истекает!

А вдруг это правда? Вдруг дядя действительно попал под колеса экипажа и сейчас, переломанный, ждет, когда Маша откроет дверь. А она не открывает. Что же делать?

Внезапно она почувствовала, что кто-то стоит за ее спиной. Боже! Она забыла закрыть окно в спальне! Маша хотела обернуться, но крепкая мужская рука закрыла ей рот, а перед глазами качнулось острие ножа.

— Тихо, тихо, — сказал стоявший сзади, крепко прижимаясь к ней всем телом, — Вот так. Давай, открывай. И без шуточек, а то глазки я тебе выковырну. Поняла?

Ужас волной прошел по всему Машиному телу. Острие ножа приблизилось к правому глазу. Тогда она покорно подняла ставшую ватной руку, открыла замок и отперла засов. Дверь моментально отворилась, и внутрь шагнул коренастый налысо бритый мужик с цепкими темными глазами.

— Здорово, — сказал он, прикрывая за собой дверь. — Пошли наверх.

Стоявший сзади развернул девушку и подтолкнул ее в сторону лестницы, не отрывая своей руки от ее рта. Только на лестнице он убрал руку и приказал не кричать, а то зарежет. Маша кивнула и провела грабителей на второй этаж. Похоже, они имели точное представление о том, что все самое ценное Трегубов держал именно тут, а не в комнатах первого этажа. Это надо запомнить и рассказать дяде, когда он вернется. И еще — надо как можно подробнее запомнить лица и повадки этой парочки, чтобы потом передать их полиции. От этой мысли Маша даже немного успокоилась — она зацепилась за мысль о необходимости помочь дяде и полицейским, как падающий человек за ветку. На втором этаже Маша почти собралась и развернулась к грабителям.

— Вот тут моя комната, — сказала она, стараясь хорошо рассмотреть их лица. — Хотите, я тут посижу, чтобы вам не мешать?

Бритый ухмыльнулся.

— А что? Мысль! Рубчик! Поди с ней, посиди, а я пока слам приберу.

Сашка Рубчик толкнул Машу в комнату и закрыл за собой дверь. Сначала она просто стояла посреди комнаты, не понимая, что ей теперь делать. Сёмка присел на стул возле трюмо, положил нож в карман и теперь откровенно разглядывал девушку. У него было длинное некрасивое лицо и немного оттопыренная нижняя губа. Грязная соломенная челка закрывала правый глаз.

Маша судорожно пожала плечами и села на кровать — больше было некуда.

Рубчик скосил глаза на трюмо, посмотрелся в зеркало, пригладил челку, а потом взял в руки шкатулку.

— Не твое — не трожь! — сердито сказала девушка. Ей было страшно, но и маленькой красивой шкатулки было жаль. Может, если прикрикнуть на этого наглого парня, он присмиреет? Может, он только с виду такой… опасный?

— Ха! — сказал Рубчик, разглядывая шкатулку. — Было ваше, стало — наше. Я чё, сюда тебя стеречь пришел. А?

Маша прикусила губу. Прикрикнуть на грабителя оказалось не такой хорошей идеей.

— А? — рявкнул на нее Сёмка, ощерясь. Теперь он был похож на дикую собаку из ночного переулка, скалившую желтые клыки. — Чё? Ты чё думаешь, я тут с тобой цацкаться буду?

Он встал, сунул шкатулку в карман и медленно подошел к Маше. Та невольно отодвинулась к самой стенке, на которой висел истертый коврик с лебедями. Пружинная сетка под ней подалась вниз, и Маша, потеряв на миг равновесие, повалилась назад в паническом оцепенении перед двуногим зверем, одетым в штаны и коричневую рубаху с жилеткой. Мысль у нее была одна: сразу зарежет или…

Рубчик наклонился над ней, протянул руку и жесткими грязными пальцами взял за лицо, сдавив щеки.

— Чё ждешь? — спросил он, — Юбку-то задирай. Или тебе особое приглашение нужно?

Несколько секунд Маша просто смотрела на него круглыми от ужаса глазами. Звук ее дыхания сделался сиплым из-за крепкой хватки Сёмкиных пальцев. А он медленно свободной рукой начал расстегивать пряжку ремня.