этот момент хаджи ударил его палкой. Удар пришелся по уху, и, хотя войлочная шляпа смягчила удар, брызнула кровь.

— Не подходи — проколю! — вопил хаджи в ярости.

Вокруг него уже метались все собаки околотка. Священная чалма, размотавшись, превратилась в грязную тряпку.

Еще один удар — и тогда Астемир, не помня себя, сорвал с коня уздечку и в свою очередь стал хлестать ею хаджи. Конь, почувствовав свободу, пошел рысью к дому.

— Убивают! — исступленно вопил хаджи.

Астемир опомнился.

— Верни обратно свою грязную душу в ее грязное обличие! — Астемир кинул чалму.

Он и сам был весь в грязи; кровь сочилась из уха, растекаясь по лицу.

Уходя, он услышал за собою крики:

— Я найду на тебя управу! Я заставлю тебя твоими же руками вырвать из себя душу. Дорого заплатишь мне за это ты, рожденный гяуром!

Астемир хорошо знал, что ему не простят драку с хаджи. «И как это угораздило меня? — думал он, осуждая свой поступок. — Вот тебе и воздержанный!»

Он не пошел в дом.

В тишине сада журчал арык, кудахтали куры; отяжелевшие после дождя листья шуршали на ветках.

Только теперь Астемир почувствовал, как он устал. Прилег, смыл с лица кровь и отыскал целебную травку.

«Почему так тихо? — с тревогой подумал он. — Ай-ай, как нехорошо, и как это со мной приключилось? Может быть, меня уже подстерегает возмездие за дверью дома — случилось что-нибудь нехорошее с Думасарой…»

Растревоженный этими мыслями, Астемир встал, оправив на себе одежду, повернулся лицом к дому и в этот момент услышал, как открылась дверь и старая его мать спросила:

— Кто здесь? Астемир, это ты?

— Да, мать моя, это я, — отвечал Астемир понуро. — Почему так тихо в нашем доме?

— А мы слышим, — сказала мать, — конь ржет, а тебя не видно. Ты говоришь — тихо. Это тишина счастья. Почему ты не идешь в свой дом, Астемир, почему не торопишься взять на руки своего второго сына? Разве ты не слышишь его голоса? Пусть всегда будет тишина и радость в твоем доме. А я счастлива вашим счастьем. Пора мне оставить индеек и растить внуков.

На глазах старой женщины блеснули слезы. Несмотря на преклонный возраст, она все еще трудилась — пасла стада индеек, но в последние дни в ожидании внука не отходила от постели Думасары.

— Ох, мать моя, — вздохнул Астемир, обнимая старушку, — добрая моя нана! Я хотел бы того же, но такова ли жизнь? Где, однако, сын мой? Где второе лезвие кинжала, которым я готов всегда защищать добро и правду?

ИСТОРИЯ НЕСЧАСТНОЙ УЗИЗЫ

Не услышавши начала речи, не поймешь ее конца, — гласит пословица, поэтому вернемся к истории вражды между Астемиром Баташевым и хаджи Инусом. Почему в своей ненависти друг к другу они уподобились кровникам?

Дело в том, что Инус считал Астемира Баташева виновником смерти своей жены Узизы. Добрая и миловидная женщина, взятая Инусом из аула Прямая Падь, безропотная и трудолюбивая, была полной противоположностью неуживчивому и спесивому мужу. Она глубоко сознавала свою вину перед ним и готова была на любые муки, чтобы не оставить мужа без потомства, но аллах не давал ей детей. К каким только средствам не прибегала Узиза, к каким знахарям не обращалась! Она испробовала все, не сделала лишь одного — не изменила супружеской верности, хотя иные доброжелатели и советовали ей не брезговать этим. Инус же повсюду жаловался на нее.

— Пустая баба! — говорил он. — Вот какое несчастье выпало на мою долю! Нет наследника, некому передать добро после смерти!

— Э, Инус, не гневи аллаха! — возражали ему. — Как знать! Может, это твои грехи.

И тогда Инус надумал идти в Мекку: «А вдруг и в самом деле моя вина? Помолюсь у гроба Магомета». Продал часть имущества и ушел за милостью аллаха, за чалмой и голубым халатом хаджи.

Но и после паломничества в доме Инуса не раздался детский крик. Узиза удвоила заботы о муже, стараясь угодить ему во всем, страшась, что он прогонит ее. Казалось, она и дыханием своим боится потревожить мужа. Приветливая улыбка все реже освещала ее доброе лицо, обрамленное черными волосами, слабели силы, исчез аппетит. И при этом она стала полнеть… Хаджи с радостью заключил, что не зря для поездки на богомолье он продал шесть коров и пасеку, — вот и услышал аллах его молитвы, дает награду за долготерпение… Узиза знала, что Инус заблуждается, но у нее не хватило мужества сказать ему правду: нет причины для радости, — напротив, ее одолевает какая-то страшная болезнь.

Настали тяжелые дни. Больная распухла настолько, что ей уже трудно было повернуться в постели, а тело стало нечувствительным. Тут и хаджи понял, что радовался напрасно. Узиза коротала время за шитьем или вязаньем. Однажды она нечаянно укололась спицей. Боли не было, но, к своему ужасу, Узиза увидела, как из прокола пошла не кровь, а водянистая жидкость.

Вечером, когда при свете керосиновой лампы хаджи разводил огонь в очаге, он услышал всхлипывания больной.

— Хаджи, — сказала жена, — аллах опять сведет нас на том свете, и я встречу тебя с чистой совестью… Кончились мои дни, хаджи.

Странный взгляд, проникновенный голос ее растрогали Инуса, ему захотелось утешить больную.

— Не теряй веры, жена.

Он сложил щепки шалашиком над горячими угольками, которые нагреб из-под золы, и раздул огонь; шалашик задымился, огонек вспыхнул.

— Вот видишь, — продолжал хаджи, — нужно только тепло веры, и тогда огонь вернется.

— Нет, добрый мой муж, во мне уже нет огня. Но одно я могу сказать и перед аллахом: не было у меня большего желания, чем осчастливить тебя сыном.

— В тебя вселился злой дух, не позволяй ему до конца овладеть тобою. Может, позвать Чачу?

— Нет, хаджи, не зови Чачу, лучше позови муллу.

На другой день хаджи пригласил муллу.

Перед Саидом лежала женщина, неузнаваемо изменившаяся. Где свежесть тонкого лица? Где живой взгляд добрых и доверчивых глаз? Под одеялом возвышалось уродливое тело. Глаза закрылись отечными веками. И только черные волосы по-прежнему густой копной красиво рассыпались на цветистой подушке.

Саид понял, что Узиза обречена, но постарался сохранить спокойствие.

— Да возвратит тебе аллах здоровье, — сказал Саид, опускаясь на табурет у постели больной.

Узиза с усилием повернула голову и страдальчески, с мольбой о помощи посмотрела на муллу. Придвинувшись, он читал молитву. Затем, согласно обычаю, дунул на больную.

Мулла трижды повторил обряд. Боясь обидеть святого человека, желающего ей добра, Узиза стерпела и дурной запах порченых зубов и невольное прикосновение бороды чужого мужчины.