Прежде чем я успела сформулировать ещё одну мысль, он шевельнул бедрами, отодвинулся назад и поддался вперед, полностью завладев мной.

Я закричала под ним, мои ногти впились ему в плечи, и он врезался в меня, беря меня, трахая меня. Жестко, быстро и дико.

Его ритм сбивался, его бедра дергались и дергались в толчках, пока он не выкрикнул мое имя, его член пульсировал внутри меня, а его рот накрыл мой, украв моё дыхание в душераздирающем поцелуе.

Сайрус упал на матрас рядом со мной и заключил меня в свои объятия. Его большое тело обнимало меня, когда он снова и снова целовал меня.

Мы лежали вместе какое-то время, тишина между нами — это успокаивающее тепло, которое бывает только между друзьями.

Между родственными душами.

Глава 7

Сайрус

— Где ты научился этому? — спросила она, когда нам обоим удалось отдышаться. — Ты практиковался?

— Что? — Я бросил на неё жесткий взгляд. Её тон был дразнящим, но я знал её достаточно хорошо, чтобы распознать страх в этих словах. — Серьезно? Думаешь, я прогонял все члены на планете от твоего влагалища, пока спал с кем-то всё это время? Думаешь, я рискнул бы передать тебе болезнь, потому что не могу ждать?

Я схватил её за подбородок и ещё раз крепко поцеловал в её красные опухшие губы. Черт, она была так прекрасна. И она была моей. Навсегда.

— Я никогда в жизни не прикасался к другой женщине. Ты была моей первой. Моей единственной.

— Ой. — Ее глаза расширились от удивления. — Тогда как…

— Я умею читать, Эбигейл, — сказал я, закатывая глаза. — Я читал книги, чтобы научиться доставлять тебе максимально возможное удовольствие на всю оставшуюся жизнь. Я хотел быть чертовски уверенным, что ты будешь наслаждаться каждой секундой, которую мы проведем вместе.

— Сайрус, — прошептала она со слезами на глазах. — Ты такой глупый.

— Что?

— Мы могли бы провести вместе годы, если бы ты просто сказал мне, что чувствуешь. — Она покачала головой, когда смех вырвался из её груди. — Я всегда любила тебя. Как ты думаешь, почему я вообще заключила этот глупый уговор?

— Тогда почему ты продолжала соглашаться на свидания с другими парнями? — спросил я раздраженным тоном.

— Потому что ты так и не пошевелился, — призналась она, пожав плечами. — Я уже начала беспокоиться, что останусь одна, ожидая тебя. Так что, если относительно привлекательный мужчина предлагал угостить меня дорогим ужином, я полагала, что в этом нет ничего плохого. — Она вздохнула. — Что доказывает, что я тоже глупая. Единственный раз, когда я действительно пошла на свидание с кем-то ещё, а он попытался напасть на меня.

— Ну, я думаю, мы оба идиоты, — согласился я.

Я перегнулся через край кровати и схватил свои джинсы с пола, полез в передний карман и вытащила бархатную коробочку, которую носил с собой каждый день последние три года. Когда я обернулся, чтобы посмотреть на неё, по её красивому лицу текли слезы.

— Эй! — Я притянул её к себе и крепко сжал. — Не плачь, милая.

— У тебя есть кольцо, — сказала она мне на плечо. — Серьёзно?

— Оно у меня уже много лет, — признался я, мягко отталкивая её, чтобы открыть коробку. Бриллиант сверкал в мягком свете комнаты, и я не мог не улыбнуться её резкому вздоху, когда она увидела его. — Ты выйдешь за меня?

— Ты такой глупый! — взвыла она, кивая. — Да. Конечно, я выйду за тебя замуж.

Я надел кольцо ей на палец, затем поднес её руку к своему рту и нежно поцеловал костяшки пальцев. Затем я снова притянул её к себе и по-настоящему поцеловал.

Она прижалась к моему телу, её пальцы скользили по моей шее и перебирали волосы.

Трудно было поверить, что после всех этих лет Эбигейл действительно стала моей. И она останется моей до конца наших дней. Я наконец-то выиграл свой приз и буду вечно доказывать ей, что достоин её.

Эпилог

Сайрус

Три года спустя…

— Эй, я не могу работать сегодня вечером, — напомнил я Кайлу, бросая блокнот на его стол.

— Ох, у Эбигейл свидание? — поддразнил он.

— Ага, — твердо сказал я. — Этот ребенок должен родиться через две недели, и это может быть последняя ночь, когда я могу забрать её себе. Как обычно. Я не откажусь от няни в вестибюле отеля.

— Хорошо, хорошо, — сказал он, схватив расписание и зачеркнув моё имя. — Знаешь, я думаю, это довольно грубо, что ты не говоришь дяде Кайлу, будет ли у него племянница или племянник.

— Я думаю, это грубо, что дядя Кайл продолжает говорить о себе в третьем лице, — ответил я, закатывая глаза. — Ты узнаешь, когда это узнают все остальные. Нам не нужна куча гендерно-специфических подарков.

— Почему?

— Потому что с этого момента я планирую оплодотворить эту женщину столько раз, сколько возможно, и я хотел бы, чтобы мои дети могли пользоваться всем тем, что дал им я.

— Отвратительно, — сказал он, качая головой. — Мне не нужно слышать такие разговоры о моей сестре.

— Что о твоей сестре? — спросила Эбигейл, входя в комнату, которая, казалось, тысячекратно осветилась силой её улыбки.

— О, ничего, — сказал Кайл, вставая и подходя, чтобы обнять её. — Я только пожаловался, что Сайрус не говорит мне, своему родному брату, мальчик у вас или девочка.

— Ах это. — Эбигейл рассмеялась и закатила глаза. — Я сказала ему, что он ведет себя глупо со всем этим.

— Я согласен, — твердо сказал Кайл. — Так ты мне скажи.

— Нет! — крикнул я. — Мы уходим.

Я взял Эбигейл за руку и осторожно потянул, подталкивая её к двери.

— Позволь мне обнять его на прощание, — сказала она, отпуская мою руку и ещё раз обнимая Кайла.

Я видел, что это происходит, но не мог остановить. Она наклонилась к его уху и прошептала, а затем я заметил, как его глаза загорелись от восторга.

— Вы двое ужасны, — пожаловался я, но не смог сдержать улыбку. — Счастлив теперь? — спросил я Кайла.

— Я был бы счастлив в любом случае, — заверил он меня. Он понизил голос и обратился к животу Эбигейл. — Но эта маленькая принцесса будет самой избалованной девочкой на планете.

— Можем мы уже пойти? — многозначительно спросил я у Эбигейл. — У нас есть бронь.

— Да, милый, — сказала она. Она встретила меня у двери, взяла за руку и позволила вывести её на улицу.

— Тебе не следует поощрять его, — сказал я ей, положив ладонь ей на поясницу, и толкнул входную дверь свободной рукой. — Он будет думать, что может терроризировать нас чем угодно.

— Он