не мы. Именно поэтому я всегда готов играть.

Непонятно? Попробую объяснить. Представьте себя игроком в покер, которому упорно не идёт карта. И вот кульминационный момент. На кону самая высокая ставка. Ставка настолько высокая, что малодушие и уверенность уже пасанули, остались лишь ты и тот, у которого всегда хорошая карта. Есть такие. Хотя сама игра их не заводит, да и в деньгах они не нуждаются. И ты идёшь ва-банк. Ты блефуешь. Потому что в случае проигрыша ты теряешь всё и даже больше, чем всё. Ты рискуешь, потому что реальных шансов играть у тебя нет и не должно быть, но…

Однажды, когда мне было четырнадцать лет, я пошёл с кулаками на человека, у которого в руке был нож. Он был старше, сильнее…да и нож… Я страшно трусливый человек, но я пошёл, потому что… кто-то должен был пойти, потому что он был сильнее, старше и с ножом… Он отступил…

Не могу объяснить!...

Но когда я читал, что в Великую Отечественную два десятка голодранцев остановили танковую бригаду – я верил и понимал, отчего так получилось.

Я не сравниваю. Там идея, там геройство, там дух и ситуация… Но и то, о чём я говорю, там тоже присутствовало.

Вот почему мне вдруг стало весело. Даже болезнь несколько отпустила свою хватку.

Кстати, без особой связи с фразой Веры. Точнее, без прямой связи с её фразой. Просто. Она сказала. А я подумал: «Ну и командочка у нас образовывается… Интересно, чем это всё закончится?»

Так я подумал. А потом вместо того, чтобы забеспокоиться, я всё-таки повеселел.

«Мы ещё посмотрим, - мысленно обратился я к невидимым и незнакомым, необозначенным противникам. – Мы ещё посмотрим, кто кого».

Глава 6

Уже через день от моей простуды не осталось и следа. Болеть больше не было времени. Появилась работа.

«Действовать! Действовать! Действовать…»

Я связался по телефону с Бурмакой.

- Ты мне нужен, - говорю. – Вместе со своим железным другом.

- Каким ещё другом? – забурчал он в ответ.

Бурмака вообще известный бурчун.

- Ударим автопробегом по бездорожью и разгильдяйству, - продолжал я усиленно скандировать в трубку. – Бензин ваш – идеи наши!

- Ты что, пьёшь в такую жару?

Пришлось перейти на нормальную речь и объяснить в двух словах сложившуюся ситуацию.

В конце моего разъяснения меня вновь потянуло в лицедейство.

- Я – Остап Бендер. Ты можешь стать моим Козлевичем. Машина на ходу?

- Но я в отпуске. Думал съездить на море.

- Не будь занудой. Море - это святое, но дружба дороже.

Одним словом, договорились. Хорошие люди частенько идут мне навстречу.

Вернее, всех, кто идёт мне навстречу – считаю хорошими. Поэтому, полагаю, в мире много хороших людей.

Утром следующего дня около девяти он заехал за мной. Накануне ко мне заезжал Седой – притарабанил костюмы.

Сообщил, между прочим, о своём разрыве с Алиной.

- А что случилось? – спрашиваю.

- Она мне изменила.

- С кем?

- Это самое обидное. С какой-то бабой.

- То есть она лесбиянка?

- Да никакая она не лесбиянка, просто напилась.

- Одно другому не мешает.

- Представь, - захныкал Танелюк, - вхожу в спальню, а они делают друг другу… приятно. Ну, знаешь… одновременно.

- Какое красивое зрелище.

- Очень! – Седой мечтательно закатил глазки. – Очень красивое… но очень обидное…

- И что ты сделал?

- А что я мог сделать? Потерял сознание.

- Серьёзно?!

- А что мне оставалось? У меня резко подскочило давление и перехватило дыхание! Я свалился без чувств как подкошенный.

- От красоты или от обиды?

- Смейся! Когда тебе будет сорок пять, как мне, тебе будет не до смеха.

…Я вышел к машине в тёмно-сером, в мелкую полосочку, костюме, на шее мёртвым удавом висел шерстяной шарф, на голове была капитанская фуражка.

Вместо приветствия Бурмака недовольно заворчал:

- Ты опоздал на четырнадцать минут.

Азиатские черты его лица заострились, он был сосредоточенным и мрачным…

Я сказал:

- Ты похож на Тамерлана. На Тамерлана в очках.

- Ты говорил это в прошлый раз.

- С тех пор ничего не изменилось.

Поудобней расположившись на заднем сиденье, я вытянул из кармана листок бумаги с адресами:

- Держи. Тут всё – адреса, пароли, явки…

- Чего?

- Ничего. Я забыл, что ты не понимаешь юмора.

Бурмака крутнул ключ зажигания. Машина вяло зарычала.

Я стянул шарф с шеи.

- В твоём драндулете есть кондиционер?

- Конечно, - ответил он.

Я издал вздох облегчения. А он добавил:

- Но, к сожалению, он не работает.

- Надеюсь, ты шутишь.

Однако шутить Бурмака не умел. Я должен был помнить об этом.

К слову сказать, сам Андрей Бурмака свято верил, будто обладает хорошим тонким чувством юмора. Лично для меня оно было настолько тонким, что я его не всегда улавливал. Для примера приведу один наш странный диалог. Мы гуляли на вечеринке по случаю пятилетия совместной жизни наших общих друзей. В разгар вечеринки ко мне подошёл Бурмака и неожиданно сообщил:

- Знаешь, если б этот праздник происходил в желудке великана, то наутро его ждало бы сильное расстройство.

- В желудке великана? – переспросил я в полнейшем недоумении.

- Конечно, - ответил он.- В простом желудке мы бы не поместились.

И он расхохотался безудержно и громко. Я ничего не понял.

А как-то раз мы увидели рекламный плакат с изображением Высоцкого в роли Жеглова. С плаката Жеглов грозил пальцем, а внизу слоган - мол, пользуйтесь таким-то маслом. Ничего особенного.

Бурмака долго смотрел на плакат, а затем произнёс загадочную фразу:

- Это ж сколько он бабла срубил за эту рекламу?

- Кто? – спросил я.

- Высоцкий.

- Проснись и пой, - сказал я. – Ничего он не срубил. Он давно умер.

И тут Бурмака произнёс ещё более загадочную фразу. Он сказал:

- Не факт.

- То есть как это – не факт?

- А вот так. Ты видел, как он умирал? Лично видел?

- Нет…

- И я не видел. Он как «кот Шрёдингера» – и жив, и мёртв одновременно.

Так он сказал и хитро улыбнулся.

Для тех, кто не знает. Для тех, у кого, как у меня – неполное среднее. Один учёный – некий Шрёдингер – производил эксперимент с котом. Кот помещался в ящик, в котором имелся механизм, содержащий