— А вот это, подполковник, не твое…

Второй не дал генералу Чацкому закончить реплику, бесцеремонно перебив его.

— В ФСБ решили отследить связи Шамиля, — сказал он. — Было задействовано несколько десятков людей. Пути за границу ему отрезали, а здесь пытались держать под контролем…

— И держим! — поспешил вставить Чацкий. — Теперь он у нас вот где. — Его тонкие пальцы сжались в кулак, смотревшийся не слишком внушительно. — В прошлый раз мы потеряли его в Ленингра… простите, в Санкт-Петербурге. Но сегодня ему улизнуть не удалось. Он скрывается в Ленинградской области. Мшанский заказник на границе Лужского и Гатчинского районов.

— Заказник? — переспросил Антонов.

Второй и генерал посмотрели на него — первый с досадой, второй с изумлением.

— Заказник, — принялся пояснять Чацкий, — это что-то вроде заповедника. Мшанским болотам более восьми тысяч лет. Государство их охраняет как особо ценные. Охотников туда не пускают. Вход открыт только ученым и природоведам.

— И террористам, — добавил Антонов. — Ну и чем занимается Шамиль в болоте, хотел бы я знать? Не научными же исследованиями?

— Мы знаем, где именно и у кого именно он находится, — сказал Чацкий. — Вернее, догадываемся.

— Так знаете или догадываетесь?

— Р-разговорчики, подполковник! — прикрикнул Второй, хлопая ладонью по столу. — Продолжайте, товарищ генерал.

— Благодарю, — язвительно откликнулся Чацкий. — Так вот, Шамиля в Мшанском заказнике могла приютить только одна особа. Хозяйка этих мест, приватизировавшая всех и вся. Основала там туристический центр, засела посреди болот и что-то замышляет.

— Кто она такая? — оживился Антонов.

— Некая Темногорская Белла Борисовна. Живет она в старинной усадьбе на территории заказника. Усадьбу построил один граф, помешавшийся на каббалистике и прочей чертовщине. Добраться туда можно по единственной дороге и нескольким тропам.

— Поподробнее о Темногорской, пожалуйста, — попросил Второй.

— Отчаянная демократка, ревнитель либеральных ценностей, — заговорил Чацкий, собираясь с мыслями. — Ее отец в девяностых занимал пост генерального директора корпорации «Госэнергоатом». Оставил дочери немалое наследство, которое она успешно приумножила. У нее активов и недвижимости миллионов на пятьдесят долларов накопилось. Собственных компаний уйма.

— Почему же она поселилась в такой глуши? — поинтересовался Второй, похоже, впервые услышавший о Темногорской.

— С детства толстая, некрасивая, обиженная на весь свет, — стал объяснять Чацкий, сверяясь с досье, которое положил перед собой. — У нее никогда не было молодого человека, ее дразнили, а она считала себя самой лучшей, самой необыкновенной. В результате тяжелый внутренний конфликт, раздвоение личности, серия нервных срывов. — Чацкий развел руками. — Ей за пятьдесят, а она по-прежнему девственница. С внешним миром общается через Интернет. Считает себя русской, но Россию ненавидит лютой ненавистью.

— За что же? — спросил Антонов.

— А вот тут у меня зафиксированы некоторые ее высказывания, — оживился Чацкий, листая досье. — Ага… «Я не представляю, как можно любить русских за лживость, за пьянство, за раболепие. И это еще не все их худшие качества».

— Кто же ей по душе, этой деве болотной? — нахмурился Второй.

— А вот еще одна цитата… «Соединенные Штаты — это оплот человечества. Если бы они завоевали Россию, мы стали бы их штатом. И пусть пускают по нам ракеты, чем больше, тем лучше. Вспомните Хиросиму с Нагасаки, а потом посмотрите, какая из Японии получилась конфетка».

Пока Чацкий читал, его лицо успело принять такое скорбное выражение, словно он присутствовал при чьих-то похоронах. Антонов же только подавил зевок. Он, как человек дела, знал цену пустословию. Болтовня спятившей русофобки его не задевала. Собака лает, караван идет.

Похоже, Второй придерживался такого же мнения.

— И что же, — пробормотал он, насупившись, — вы предлагаете казнить Темногорскую за ее убеждения?

Чацкий посмотрел ему в глаза.

— Кажется, вы забываете, — отчеканил он, — что она приютила у себя террориста. Ее взгляды и его методы представляют собой гремучую смесь. А если к этому прибавить род занятий покойного отца Темногорской… Он был ведущий физик-ядерщик, не забывайте. И он мог оставить в наследство дочери не только деньги.

Сонливость с Антонова как рукой сняло, он встрепенулся. И действительно, что забыл террорист Шамиль в болотах под Питером? Ведь не просто так он навещал Темногорскую? Что-то ему от нее понадобилось, и это явно не ее согласие расстаться со своей застарелой девственностью. Какие-нибудь секреты из области атомного оружия? Черт, очень может быть!

— Скажите, товарищ генерал, — обратился Антонов к Чацкому, — слежка за усадьбой ведется? Их разговоры прослушивают?

— Увы, нет. Как я уже отметил, местность труднодоступная, почти непроходимая. Есть несколько тропок, но по ним тоже вплотную не подобраться. Темногорская держит при себе кучу охранников, которые по документам числятся егерями. Имеют право на ношение оружия, а незнакомца запросто могут принять за браконьера или беглого зэка. Ситуация понятна?

— В общих чертах, — подтвердил Антонов.

Второй молча кивнул.

— В таком случае разрешите откланяться. — Генерал Чацкий встал, приложив немалые усилия для того, чтобы отодвинуть тяжелое полукресло с подлокотниками. — Все необходимые сведения в папке. — Он протянул руку Второму. — Когда что-нибудь надумаете, связывайтесь со мной в любое время дня и ночи. Желаю здравствовать.

Изобразив нечто вроде общего полупоклона, Чацкий покинул помещение. Проделал он это с неописуемым достоинством. Сразу чувствовалось, что вся его карьера создавалась в кабинетах.

* * *

Когда дверь за Чацким затворилась, Антонов посмотрел в глаза Второму:

— Насколько я понял, мне предстоит командировка в Ленинградскую область?

Второй ответил ему долгим, непроницаемым взглядом.

— А сам-то ты как думаешь? — спросил он.

Антонов терпеть не мог, когда ему отвечали вопросом на вопрос, а потому предпочел хранить молчание. Тем не менее было совершенно очевидно, что для удаления этого нарыва без хирургического вмешательства не обойтись. Тандем проамериканской миллионерши и чеченского террориста представлял собой несомненную угрозу.

— Ты не ответил, — произнес Второй, и голос его приобрел неприятную скрипучую тональность.

Неповоротливый, белоснежно-седой, с выцветшими голубыми глазами и глубокими морщинами, прочертившими бульдожьи щеки, он смахивал на Жана Габена в роли полицейского инспектора. На нем был один из его неизменно тусклых костюмов, а галстук он затянул так, что тот грозил перерезать его складчатую с пергаментной кожей шею. Расправив квадратные плечи, Второй ожидал ответа.