Тренировки проходили в специальном помещении, заставленном манекенами, одетыми в самые разные наряды. Бродя среди них, Антонов отрабатывал те несколько классических приемов, которым обучил его Шестипалый. Виртуозной ловкости, подобной той, которую демонстрируют карманники, карточные шулера и эстрадные фокусники, Антонов не достиг, хотя элементарные действия он освоил. Его пальцы приобрели необходимую гибкость, он научился «ставить ширму», «притираться», «скользить» и «делать зажим».

Чтобы набраться опыта и, главное, нахальства, без которого щипачу не обойтись, Антонов даже совершил пару вылазок в супермаркет, где увел бумажник и пластиковую карту — разумеется, вернув их владельцам как утерянные. «Работать» ему было сложнее, чем рядовому карманнику, которого прикрывает целая шайка, зато и результатов он добился быстрее, потому что мог рассчитывать только на себя самого. Как, впрочем, почти всегда.

Но этим вечером, в ярко освещенном театре, среди большого скопления народа Антонов вдруг испытал приступ неуверенности. А вдруг он попадется на горячем? Вдруг кто-нибудь выдаст его полиции? Тюремный срок подполковнику не грозил, но провал означал бы, что тщательно продуманный план пошел насмарку. Он не мог этого допустить, а потому волновался все сильнее и сильнее. Заняв свое место в зрительном зале, он подумал, что биение его сердца слышно окружающим, особенно, когда погас свет и все затаили дыхание.

А потом грянула увертюра, занавес открылся, на сцене запели, и мандраж как отрезало. Если я вынесу это, то мне уже ничего не страшно, решил Антонов.

* * *

Изогнутая подковой сцена была не просто велика, она выглядела огромной, но и народу там собралось немало, причем все подпрыгивали, пританцовывали, перебегали с места на место и старались выделиться на общем фоне. Акустика была великолепной, давая возможность расслышать каждую ноту, что не слишком радовало Антонова. Он знал, что предстоят целых три антракта, и вначале намеревался дождаться конца, но очень скоро изменил решение. Чинно отсидеть все пять актов было выше его сил.

Он понял это, когда Мефистофель, одетый в черный плащ с красной подкладкой, зачем-то забрался на сундук, а собравшаяся вокруг толпа приплясывала вокруг, пока какой-то бородатый толстяк голосил: «Не угодно ль будет вам с нами вы-ы-ыпить вина?» Услышав про вино, Мефистофель тут же спрыгнул на пол, завладел протянутой кружкой, как следует угостился и начал предрекать собравшимся всякие несчастья. Народ разбежался, и появился завитой, напудренный Фауст с неприятным и громким голосом, который не умолкал до самого антракта.

Поспешно покинув зал, Антонов поднялся к центральной ложе, полностью выкупленной Темногорской. В левой руке он держал «Петербургский театральный журнал», который должен был сыграть немаловажную роль в предстоящей акции.

Галерея уже заполнялась прогуливающимися людьми, которые оживленно делились впечатлениями от увиденного и услышанного. Антонов спросил себя, что станет делать, если вдруг Темногорская останется на своем месте, но, к счастью, этого не произошло. Она слишком любила внимание к своей особе, чтобы отсиживаться вдали от людских глаз.

Само собой, ее сопровождала Павлина, украдкой бросающая взоры по сторонам. Если она действительно хранила невинность, то это начало ей надоедать.

Стараясь оставаться незамеченным, Антонов двинулся за своей жертвой и ее сводной сестрой. Шестипалый учил его, что воровской фарт зависит от правильно выбранного момента, и сейчас подполковник понимал это лучше, чем когда-либо. Не выделяясь из толпы, он постепенно приближался к Темногорской со спины.

Ей оставалось сделать несколько шагов, чтобы оказаться напротив лестницы, где смешавшиеся людские потоки образовывали столпотворение. Антонов осторожно пошел на сближение. Темногорская как раз затеяла оживленную беседу с каким-то старичком, румяным, точно покойник, обработанный перестаравшимся бальзамировщиком. Павлина шла чуть впереди, изредка из вежливости оборачиваясь.

Антонов пристроился прямо за широкой спиной Темногорской, рассчитывая свои шаги так, чтобы не подходить вплотную, но и другим не позволить опередить себя. Их со всех сторон окружали люди, дожидавшиеся звонка. Медлить было нельзя. Расстояние между Антоновым и Темногорской сократилось до полуметра. Он отчетливо ощущал аромат ее дорогих духов, думая, что так могло бы пахнуть в древней гробнице, окропленной благовониями.

До колье было буквально рукой подать. Копию этого знаменитого украшения Антонов самым тщательным образом изучил в Алмазном фонде. К его удовольствию, колье надевалось не на голую шею, а на специальную полоску ткани, имитирующую ошейник рабыни, что в восемнадцатом веке символизировало покорность избраннику сердца. Вряд ли Темногорская догадывалась об этом, иначе ее свободолюбивая натура воспротивилась подобному кощунству.

Антонов набрал полную грудь воздуха и перестал дышать, постепенно поднимая руку на уровень груди. Между средним и указательным пальцами была зажата острая деревянная зубочистка.

Застежка колье пряталась под декоративным бантом из бриллиантов на затылке Темногорской и представляла собой миниатюрный замочек, открывающийся при нажатии на специальный рычажок. Прежде чем добраться до него, нужно было приподнять бант, и Антонов проделал это, затратив на действие какие-то доли секунды!

Его глаза приобрели способность смотреть одновременно в разные стороны, как у птицы или насекомого, когда он пустил в ход зубочистку, чтобы разомкнуть дужку застежки.

Журнал в левой руке Антонова был предусмотрительно раскрыт и находился на уровне его поясницы.

Замочек расстегнулся. Подполковник сделал широкий шаг, начал обгонять Темногорскую и, толкнув ее в плечо, виновато охнул. В тот самый момент, когда она повернула голову, колье соскользнуло с ее жирной шеи и упало прямо на подставленный журнал. Чтобы закрыть его, хватило мгновения. Не глядя на Темногорскую и Павлину, Антонов быстро прошел вперед и скрылся в толпе.

Прозвенел звонок. Поднялась небольшая суматоха, люди ринулись в зал, словно втайне опасались, что их зрительские места могут быть заняты. Подполковник, удивляясь, что сумел проделать задуманное и что никто не схватил его за руку, развернулся на 180 градусов и устремился в обратном направлении. На ходу он выбросил журнал в урну, сломал дужку декоративного замочка и стиснул колье в кулаке.

Темногорская и Павлина уже были готовы скрыться за дверью своей ложи, когда Антонов догнал их и окликнул:

— Простите!

Если старшая дама даже не удостоила его взгляда, то младшая обернулась и с любопытством уставилась на Антонова. Ее коричневые глаза излучали тепло.

— Простите, — повторил подполковник и, преодолевая отвращение, тронул Темногорскую за влажное плечо, напоминающее на ощупь сырое тесто.

Она обернулась одновременно со вторым звонком.

— Что вам угодно, сударь?

«Сударь? — удивился Антонов. — Ах, да, мы ведь находимся в высшем свете».

Не произнеся ни слова, он поднял руку и качнул свисающее колье из стороны в сторону. Бриллианты засияли, отбрасывая радужные блики на физиономию потрясенной Темногорской.