Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Мам, ну ты скоро? — на пороге квартиры показалась крупная румяная девочка, которая так аппетитно уплетала апельсин, что яркий оранжевый сок обильно стекал у неё по подбородку. — Мы с Олафом уже закончили первую партию. Теперь твоя очередь. Здрасть, — небрежно бросила она и заканючила противным гнусавым голосом: — мам, ну сколько можно болтать? Сейчас дедушка звонил, хочет приехать. Спрашивает, не надо ли нам чего?
— Да-да, — машинально кивнула Женя, — всего хорошего. Не беспокойся за меня, я найду, где устроиться. Обязательно увидимся.
Евгения, игнорировав лифт, медленно спустилась вниз и вышла из подъезда на улицу. Уже за дверями она осознала, что сегодня видела Марину последний раз в жизни. Ей не хотелось думать о таком глупом вероломном предательстве, но мысли то и дело возвращались к короткой сцене, которая последовала буквально минуту назад. Маринка выглядела такой перепуганной и удивленной, что её стало даже немного жаль. Женя миновала тихий дворик со сказочной детской площадкой и вышла на тихую улочку, освещенную круглыми желтоватыми фонарями. Состояние было странным. Евгения чувствовала себя совершенно выжатой. Сказалось безумное нервное напряжение последних дней. И хотя она проспала почти всю дорогу, сон облегчения не принёс. Девушка чувствовала себя самым настоящим параноиком и всякий раз судорожно оглядывалась и вздрагивала, если на улице встречался человек, более или менее похожий на Игоря. Жене казалось, что муж отследил все её перемещения и сейчас тайком следует попятам, чтобы вернуть легкомысленную беглянку в лоно семьи.
Женя прошла до конца тихого переулка и оказалась на проспекте. Здесь было оживлённей, и она невольно заинтересованно вскинула голову, чтобы рассмотреть незнакомую архитектуру получше. Рядом прогремел трамвай, тёмно-зелёный, совсем небольшой, словно игрушечный. Тоненько взвизгнул на повороте, и Женя снова нервно вздрогнула.
Город был выстроен в стиле «северный модерн» (по крайней мере, такие сведения содержались в интернете), и в первый момент производил впечатление строгости и холода. Здания были массивными, в основном без архитектурных излишеств, скорее всего очень старые, но содержащиеся в наилучшем состоянии. Сначала тёмные приглушенные цвета, грубая кладка и массивные детали показались Жене скучными, но вскоре она обратила внимание, что верхняя часть стен покрыта текстурированной штукатуркой или отделочным кирпичом, а во всех элементах отделки прослеживаются орнаменты, вдохновленные северным фольклором, образами северной флоры и фауны. Майолика, мозайки, цветная керамическая плитка. Здания были громоздкими, свободными от мелких деталей, но контрастные сочетания цветов, разнообразие оконных проемов и их сочетания с простенками превращали город в ожившую северную поэму. В него нельзя было не влюбиться.
Однако, несмотря на всколыхнувшееся романтичное настроение, Женя отчётливо понимала, что ей надо что-то предпринимать.
Денег было катастрофически мало. Игорь контролировал каждый шаг, и в качестве своего заграничного пособия Жене удалось скопить всего двести двадцать евро. При самых скромных расходах этого хватит меньше, чем на неделю. Она невольно сжала в кулаке сумму вручённую Маринкой. Злополучную подачку очень хотелось выкинуть, но Женя лишь стиснула пальцы крепче, ощущая себя окончательно униженной и раздавленной. Питание, жильё, транспорт. Неужели придётся возвращаться?
Ноги вынесли Женю на площадь перед автобусным вокзалом. Вокруг стеклянного куба здания и металлической ажурной инсталляции разгуливали огромные чайки. Наглые, жирные, размером с хорошую курицу, они совершенно не боялись людей и вызвали у Евгении состояние близкое к отвращению.
Куб автовокзала остался позади, и перед Женей выросла странная громада ярко-оранжевого цвета. Безоконное строение, одновременно напоминающее яйцо, корабль или даже утюг. Перед отъездом она прочитала, что это своеобразный храм. Уголок тишины и покоя посреди большого города; место, где можно побыть наедине с собой, помедитировать или просто отдохнуть. На улице уже смеркалось и, когда Женя вошла внутрь, её неожиданно окутало нежным жёлтым светом, который напоминал небо в солнечный день. Она робко опустилась на простую деревянную скамейку и снова невольно задумалась.
Интересно, что сейчас происходит дома? Бедная её мамочка. Как она сейчас убивается по дочери, тем более, что тело так и не нашли. Главное, чтобы она смогла перенести её «гибель» адекватно и не угодила из-за Жениного побега в больницу. Ведь мама уже не молода и у неё больное сердце. А как же бедный Игорь? Ведь при всей его вспыльчивости и невыдержанности, он в принципе совсем неплохой человек. Она сама виновата, что довела его до такого состояния. И неважно, что такие состояния у Игоря продолжаются на протяжении многих лет. Конечно, ему тяжело жить с такой бесполезной, тупой и недалёкой женой. Во всём виновата она сама: надо было стараться не раздражать его, лучше угадывать желания, стараться стать более полезной и деликатной, тем более, что Игорь такой вот вспыльчивый нервный человек.
Женя вскинула голову. Внутри храм был отделан деревянными брусками, своей формой напоминал ковчег и, кажется, обнимал всех присутствующих, как бы согревая в своих огромных вогнутых ладонях.
Женя чуть слышно вздохнула. Она больше не в состоянии переносить бесконечные упрёки и побои. В конце концов, она же не бессловесное животное, хотя «животное» — любимое словечко Игоря, и он повторяет его всякий раз, когда начинает упрекать Женю в любых, даже самых незначительных мелочах. «Ты тупое животное, — говорил он, — даже кошки Куклачева умнее, чем ты. Перестань реветь, животина и учись, пока я тебя учу».
Она просто не может и не хочет жить в состоянии постоянного страха, когда мысли о предстоящем скандале медленно, но верно превращаются в мысли о суициде. В последнее время Женя стала напоминать себе не человека, а клубок нервов, который буквально ждёт очередную ссору, лишь бы всё разрешилось быстрее и не мучило её ожиданием.
Женя оглядела Храм ещё раз. Тихо до звона в ушах. Тихо, но не