что в 1717 г. он назначается вторым уполномоченным на Аландский конгресс для мирных переговоров со Швецией. Первым уполномоченным значился генерал-фельдцейхмейстер Я. В. Брюс, но главным переговорщиком фактически был А. И. Остерман.

Многие годы А. И. Остерман находился в приятельских отношениях с вице-канцлером П. П. Шафировым и в эти годы пользовался его покровительством. Андрей Иванович с Аландского конгресса отправлял Шафирову множество частных писем, в которых откровенно делился своими впечатлениями от общения со шведскими уполномоченными, сообщал разнообразные наблюдения, о которых было непристойно писать в официальных донесениях.

Ко времени открытия Ништадтского конгресса в 1721 г. отношения Остермана с Шафировым уже были испорчены. Тому свидетельство — прекращение отправки Остерманом частных писем Шафирову с Ништадтского конгресса. Отношения между ними стали открыто враждебными в следующем, 1722 г., когда во время конфликта между А. Д. Меншиковым и П. П. Шафировым А. И. Остерман открыто поддержал Меншикова и в его лице приобрел нового покровителя.

У подножия трона после кончины Петра Великого и в годы царствования Екатерины I и Петра II самым могущественным вельможей был А. Д. Меншиков, в руках которого при неграмотной императрице, а затем и при малолетнем императоре сосредоточивалась огромная власть. Покровительство Меншикова Остерману выразилось в том, что он ввел его в состав высшего правительственного учреждения, каким стал учрежденный в 1726 г. Верховный тайный совет.

Меншиков полагал, что в лице Остермана он обрел верного слугу, но не учел способности Андрея Ивановича изменять своим покровителям, проявляющейся, когда он чувствовал, что позиции патрона слабеют. Остерман легко приносил свою совесть в жертву карьерным выгодам. Остерман, как мы видели, совершил предательский поступок по отношению к своему покровителю Шафирову. Такой же предательский поступок он совершил позднее и в отношении своего нового благодетеля Меншикова, не без его активного участия оказавшегося в Березове.

Умение лавировать и строгое следование одному из главных правил, которые А. И. Остерман выработал для себя, — всегда держаться в тени, обеспечили ему возможность на протяжении более чем 15 лет после смерти его первого покровителя Петра Великого удерживаться у правления.

Уже сам факт, что Андрею Ивановичу удалось избежать опалы в царствование Петра Великого, Екатерины I (1725–1727), Петра II (1727–1730), Анны Иоанновны (1730–1740), Ивана VI Антоновича (1740–1741) при регентстве Бирона, а потом Анны Леопольдовны, убедительно подтверждает этот тезис.

Следует также подчеркнуть, что устойчивость Остермана объясняется тем, что как во внутренней, так и во внешней политике он избегал новшеств, всегда таивших риск оказаться в опале, и придерживался курса, определенного Петром Великим. Во внутренней политике это был курс на поощрение развития промышленности и торговли и расширения дворянских привилегий, а во внешней политике — поддержание отношений с северными и западными соседями и укрепление союза с Австрией, являвшейся, как и Россия, объектом агрессии Османской империи.

Таковы основные вехи жизни единственного в истории России государственного деятеля — иноземца, занимавшего высшие должности в государстве в течение 15 лет. Отметим, за столь продолжительное обладание властными полномочиями было обнародовано такое незначительное количество важных нормативных актов, что для их пересчета достаточно пальцев одной руки. В его поведении причудливо сочетались безграничное честолюбие с умением временами его подавлять и стремлением оставаться в тени, не выпячивать свою персону и умно делиться не властью, а ее призраками с другими вельможами.

После краткого изложения важных вех жизни А. И. Остермана перейдем к рассмотрению его конкретной деятельности в различных властных структурах государства.

Глава вторая. Остерман на Аландском конгрессе

Событием, после которого А. И. Остерману удалось перейти из разряда расторопных клерков средней руки российской Иностранной коллегии в политическую элиту петровской России, оказался Аландский конгресс.

Если бы правительство Швеции руководствовалось во внешней политике благоразумием, то оно начало бы хлопоты о заключении мира с Россией сразу же после катастрофы под Полтавой 27 июня (8 июля) 1709 г., когда Швеция потеряла почти всю сухопутную армию убитыми и пленными. Оставался боеспособным корпус в Померании, но он был разгромлен в 1712 году.

К 1718 г. экономические ресурсы Швеции были почти полностью истощены, ее мужское население было призвано в армию, так что селяне самых плодородных южных провинций лишились возможности в прежних размерах обрабатывать пашню. Войска, дислоцированные в «хлебных провинциях» Швеции, съедали большую часть урожая. Упадок наблюдался и в торговле: если в 1697 г. Швеция располагала 775 торговыми судами, то к 1718 г. их осталось почти в четыре раза меньше — 209. Блокада шведского побережья привела в упадок и промышленность, поскольку лишила ее возможности обеспечивать предприятия сырьем: пенькой, шерстью и кожами.

В не менее плачевном положении оказались людские ресурсы Швеции: ее население к началу Северной войны в 1700 г. насчитывала 1 млн 250 тыс. человек, а к 1718 г. численность сократилась почти вдвое и составила 600–700 тыс. человек, из которых самая работоспособная часть была мобилизована в армию. По сведениям Остермана, в населенных пунктах проживали старики и дети, «ибо из королевских мужиков уже, почитай, никого не осталось, который бы в солдаты не был написан».

Возникает вопрос, на что рассчитывало правительство Швеции, упорно продолжая находиться в состоянии войны с Россией и не проявляя до 1717 г. никакой склонности к миру в тех, как она считала, благоприятных для себя обстоятельствах, дающих шансы на успех? Во-первых, на неуязвимость своей коренной территории, которой можно было угрожать только при наличии у России военно-морского флота, способного противостоять шведскому, которым Россия не располагала; во-вторых, не только на дипломатическую, но и военную помощь Англии и Франции.

Оба упования оказались эфемерными. После Полтавы Россия не располагала на Балтике военно-морским флотом, способным подавить шведский, но усилиями Петра и кораблестроителей балтийский флот ежегодно пополнялся линейными кораблями и галерами; так что уже в 1714 г. оказался способен нанести первое поражение шведам.

Эфемерными оказались и надежды на военную помощь Англии и Франции. Англия, традиционно придерживавшаяся политики грести жар чужими руками, решительно отказывалась посылать свой военный контингент в помощь Швеции. Такую же позицию занимала и Франция, отказавшаяся от непосредственного участия в войне под предлогом отсутствия у нее общей границы с Россией.

Война, безусловно, пагубно отражалась и на экономике России, правда, в меньшей степени, чем Швеции, поскольку ее людские и природные ресурсы во много крат превосходили ресурсы Швеции: она располагала значительными площадями плодородной земли; в отличие от мануфактурной промышленности Швеции, работавшей на привозном сырье, промышленность России почти полностью была обеспечена собственным сырьем. Россия располагала и необходимыми для промышленности полезными ископаемыми: источниками, насыщенными солью, железными