class="p">- Нет, Фрэнк, ничего. Если бы только ты принес мне письменные принадлежности и книги, если бы мне правда позволили ими пользоваться! Но никому не рассказывай, что я тебе сказал, ты ведь обещаешь не рассказывать?

- Обещаю, - ответил я. - Я скоро вернусь проведать тебя снова. Думаю, тебе уже будет лучше...

Не бойся того, что ждет тебя после выхода отсюда: у тебя есть друзья, которые будут трудиться для тебя, пылкие твои союзники..., - я рассказал ему о леди Дороти Невилл на ланче у миссис Джойн.

- Милая старушка! - воскликнул Оскар. - Очаровательное, блестящее, человечное создание! Она могла бы сойти со страниц романа Теккерея, но у Теккерея нет страниц столь чарующе изящных. Он приблизился к этому в «Эсмонде». О, помню, тебе эта книга не нравится, но она хорошо написана, Фрэнк, на красивом простом ритмичном английском языке. Музыка для слуха. Леди Дороти (как Оскару нравился этот титул!) всегда была ко мне добра, но Лондон ужасен. Я больше не смогу жить в Лондоне. Я должен уехать из Англии. Фрэнк, помнишь, ты говорил о Франции? - он положил руки мне на плечи, по щекам бежали слёзы, он горестно вздохнул. - Прекрасная Франция, единственная страна в мире, где заботятся об идеалах гуманизма и человеческой жизни. О, если бы я уехал с тобой во Францию, - слёзы потекли по его щекам рекой, мы сжали руки друг друга.

- Я рад был найти тебя в столь добром здравии, - снова начал я. - Книги у тебя будут, ради бога, не падай духом, я вернусь тебя проведать, и не забывай - на воле у тебя есть добрые друзья, нас много!

- Спасибо, Фрэнк, но будь осторожен, помни, что ты пообещал никому ничего не говорить.

Я согласно кивнул и направился к выходу. Зашел охранник.

- Разговор окончен, - сказал я. - Вы проведете меня вниз?

- Если подождете здесь минуту, сэр, - сказал охранник. - Я должен сначала его отвести.

- Я рассказал своему другу, - сказал Оскар охраннику, - как вы добры ко мне, - отвернулся и ушел, в моей памяти остался его взгляд и незабываемая улыбка, но когда он удалялся, я заметил, что он очень худ и сгорблен, в уродливой тюремной робе не по размеру. Я достал банкноту и спрятал ее в блокнот, который положили для меня на столе. Через две-три минуты вернулся охранник, и я вышел из комнаты, поблагодарив его за то, что он добр к моему другу, и рассказав, как отзывался о нем Оскар.

- Сэр, ему здесь не место, - сказал охранник. - Он похож на наших обычных сидельцев не больше, чем канарейка похожа на нахохлившихся воробьев. Тюрьма - не для таких, как он, и он - не для тюрьмы. Сэр, вы ведь видите, он такой нежный и волнительный, он - как женщина, их ведь обидишь, ничего такого и в виду не имея. Мне всё равно, что там говорят - мне он нравится. И говорит он красиво, правда, сэр?

- Да, правда, - сказал я. - Он - самый лучший собеседник в мире. Посмотрите в блокноте на столе, я оставил там для вас банкноту.

- Не для меня, сэр, я не могу ее взять, - в ужасе забормотал охранник. - Вы что-то забыли, сэр, вернитесь и заберите, пожалуйста. Я не решусь.

Невзирая на мои возражения, он заставил меня вернуться, и мне пришлось спрятать банкноту в карман.

- Сэр, вы ведь знаете, я не могу. Я был добр к нему не ради этого, - манера поведения охранника изменилась, кажется, он обиделся.

Я сказал ему, что, конечно же, был в этом уверен, и заверил, что, если когда-либо в любое время смогу что-то сделать для него, с радостью ему помогу, и дал ему свой адрес. Он даже слушать не хотел - честный добрый малый, взращенный на молоке человечной доброты. Добрые дела сияют, как звезды, в тюрьме нашего мира. Этот охранник и сэр Рагглс Брайс, каждый - на своем месте: эти люди - соль земли Англии, лучше них на земле никого не сыскать.

ГЛАВА XVIII

По возвращении в Лондон я встретился с сэром Рагглсом Брайсом. Никто не смог бы отнестись ко мне с более теплой симпатией или более полным пониманием. Я вручил ему свой отчет и со всем доверием передал это дело в его руки. Я описал друзьям Оскара условия его заключения и заверил их, что вскоре они улучшатся. Вскоре я узнал, что в тюрьме назначили нового начальника, Оскар получил книги и письменные принадлежности, ему разрешили газовое освещение допоздна - его нужно было приглушать, но можно было не выключать. Фактически с того момента с ним обращались со всей возможной добротой, вскоре мы узнали, что Оскар переносит тюремное заключение и тюремную дисциплину даже еще лучше, чем можно было бы ожидать. Сэр Ивлин Рагглс Брайс, очевидно, устранил трудности в истинно гуманном духе.

Позже мне сообщили, что Оскар начал писать в тюрьме "De Profundis", и это также внушило мне большие надежды: ни одна другая новость не смогла бы доставить мне больше удовольствия. Мне казалось, что Оскар определенно оправдает себя перед людьми. превратив наказание в промежуточный этап своего развития. И с этой верой, когда пришло время, я решился обратиться к сэру Рагглсу Брайсу с новой просьбой.

- Конечно же, - спросил я, - Оскар не будет отбывать полный срок заключения? Конечно же, ему скостят четыре-пять месяцев за хорошее поведение?

Сэр Рагглс Брайс выслушал мою просьбу с сочувствием, но сразу меня предупредил, что любое сокращение срока стало бы скорее исключением, Но он мне сообщит, что можно сделать, если я зайду к нему через неделю. К моему удивлению, он не был уверен даже насчет хорошего поведения.

Я вернулся в конце недели и долго с ним беседовал. Он сказал, что хорошее поведение на тюремном языке означает отсутствие наказаний, а Оскара наказывали довольно часто. Конечно, нарушения у него были незначительные, ничего серьезного, в основном - детские провинности, но он часто разговаривал, часто опаздывал по утрам, камеру свою содержал не в столь хорошем состоянии, как мог бы, и тому подобное: всё - пустячные проступки, но свидетельство о «хорошем поведении» зависит от соблюдения столь мелочных правил. Учитывая досье Оскара, сэр Рагглс Брайс не думал, что уменьшения срока можна будет добиться с легкостью. Но для меня