— Помоги, — снова взмолился я.

Свер нахмурился, почесал воспалённые глаза и опаской уставился на меня.

— Промоем и перевяжем раны, — распорядился он. — Не хочу, чтобы колдун подох на моём корабле. И свяжите его крепко, по рукам и ногам. Чтобы и пальцем шевельнуть не мог со своими рунами, ясно?

— Ясно, вождь.

Я попробовал возразить, но кто-то неуклюже дёрнул меня за раненую руку, и я издал лишь вопль боли.

— Глаз с его не спускайте, — добавил незнакомец. — Как доберёмся до Виттсанда, сразу зовите монаха. Пусть он сам разбирается с этим колдуном.

Глава 4

Я не заметил, как провалился в спасительный мрак. Тьма окутала меня, приняла в мягкие объятия, где не было ни боли, ни горя — только благостное ничто. Не знаю, сколько я пробыл в беспамятстве, но, очнувшись, почувствовал ледяной ветер и морские брызги на щеках.

Значит, мы ещё плыли.

Я оглянулся по сторонам. Сверы переговаривались на грубом северном наречии, парус хлопал на ветру, вёсла вытащили из уключин. Море не было спокойным, но ветер помогал нам и нёс корабль в сторону далёкой, но уже едва различимой суши. Небо затянуло облаками, и вода окрасилась в сизый. А далёкие земли Свергланда ещё не показалась во всей красе — мне удалось разглядеть лишь тонкую тёмную полоску берега.

Прочистив горло, я задрал голову и поискал в небе фетча, но не увидел ни единой птицы. Быть может, Конгерм парил где-то над облаками, а может и вовсе развоплотился и на время стал просто духом — все же силы следовало беречь. По привычке я попробовал начертать руну Санг, чтобы достучаться до фетча, но понял, что не мог пошевелиться: руки мне связали так, что я не мог двинуть ни одним пальцем. Хорошо стянули. Умело. Словно делали это не в первый раз.

Дерьмо. Я зло сплюнул за борт. Из одной задницы в другую, и даже без передышки.

— Колдун очнулся, ты погляди! — воскликнул один из мужей, что занимался снастями.

— Ещё бы он не очухался, — проворчали ему в ответ. — Я потратил на него остатки знаменитого орниямского снадобья! Любую рану очистит и заживит. Жалко, знаешь ли! Когда ещё пойдём на юг…

Я развернулся, попробовал встать, но тут же рухнул набок — ноги мне тоже связали — и принялся неуклюже ползти на звук. Вскоре дорогу мне преградили чьи-то добротные кожаные сапоги.

— Куда же ты собрался, начертатель?

Надо мной склонился тот же свер с красными то ли от усталости, то ли от болезни глазами, которого я видел перед тем, как потерял сознание. Высокий и чуть обрюзгший, он годился мне в отцы. Одет муж был в богато расшитую рубаху, перехваченную поясом, и плотные штаны. На груди красовался серебряный с каменьями амулет, а на руках звенели браслеты. Дорогие вещи. Видимо, передо мной был сам купец и владелец кнорра.

— Вы взяли с меня большую плату и ушли, не дождавшись, — процедил я, уставившись на него снизу вверх. — Твои люди нарушили уговор. Орниямское снадобье — меньшее, чем ты мог отделаться после этого.

Купец откинул за плечи толстую русую косу и уставился на меня в упор.

— Мы ушли, потому что в Маннстунне начался пожар, а у нас ценный груз. Если хоть искра попадёт на тюки — будет скверно, ибо ткани эти пропитаны яркими южными красками. А краски эти очень легко вспыхивают от огня… Я не мог рисковать, мой драгоценный гость, — улыбнулся он, и я заметил, что один из его зубов был золотым — значит, точно ходил торговать на юг, только там умели делать золотые зубы. — Да и люди сказали, что ты начертатель. Не все из нас любят ходить под парусом с колдунами.

— Так шли бы на вёслах, — огрызнулся я и с трудом пошевелил руками. — Развяжите!

— Не могу. Вдруг ты нас проклянёшь?

— Прокляну, если не срежете путы! — рявкнул я. — Мне не нужны руки, чтобы наслать на вас беду. И даже если рот заткнёте, не поможет. Клянусь красным плащом Хевн, если не освободите, я вас урою.

— Зато мы сразу можем тебя убить и таким образом снять, всё колдовство, что ты нашлёшь, — усмехнулся купец и сел передо мной на корточки. — Я и сам не в восторге от этого поступка. Скажу прямо — я даже жалел, что ты не успел к отплытию. Всё же плату мы взяли, договор был заключён… А потом мы увидели пожар, ещё и тех птиц… Словом, не хотелось нам с тобой связываться, начертатель. Кем бы ты ни был, но ты приводишь с собой беду. А мы — люд торговый, мы бед не любим.

Я молча пялился в воспалённые глаза купца.

— Топор мой где? — наконец спросил я.

— У нас. Отдадим, как прибудем в Виттсанд. Осталось уже недолго.

— Почему ты думаешь, что моё проклятье не подействует, когда мы сойдём на берег? — съязвил я.

Но в ответ купец лишь загадочно улыбнулся.

— Я не думаю, я знаю, — ответил он. — Не проклянёшь. Главное — сойти на берег, а там разойдёмся каждый своей дорогой. Не знаю, зачем тебе понадобилось в Виттсанд, но заранее желаю удачи.

Странным он был, этот торговец. Выглядел прилично, а вот нёс какую-то околесицу. Вроде и народы мы почти родные, да и живём всего через довольно узкое море, но сверы показались мне необычными. Замкнутые, неразговорчивые — всё, кроме самого торговца, косились на меня кто с опаской, кто и вовсе с неодобрением. Должно же быть этому объяснение. Чего же я не понимал?

Я с трудом разогнулся и привалился спиной к сваленным в кучу корзинам.

— Как твоё имя, купец? — спросил я, разглядывая хозяина кнорра. — Свергланд большой. Откуда вы?

— Я Петтер Иварссон из Равнстеда, — представился он. — Моего старшего сына Даги ты уже знаешь, он как раз и договаривался с тобой… Хинрик, так тебя зовут?

— Хинрик Фолкварссон.

— Будем знакомы, начертатель Хинрик Фолкварссон, — слегка поклонился Петтер и указал на мои путы. — Не сердись на нас. Порядки нынче такие.

— Какие ещё порядки? Гостей связывать? И с каких же пор, почтенный?

Корабельные люди тихо зароптали. Даги откашлялся. Купец удивлённо на меня взглянул.

— Когда ты в последний раз был в Свергланде, начертатель? — спросил он.

— Никогда.

— Ааа… Оно и видно. Иначе, полагаю, плащик ты бы свой снял да посох припрятал.

— А что с ними не так? — возмутился я. — Это моя гордость, знак моего ремесла. Редкого и почитаемого ремесла, замечу.

Петтер усмехнулся.

— Ну в