Он повернулся ко мне спиной и направился в сторону города.

— Может ещё догола меня разденешь, брат Селвик? — крикнул я ему вслед. — Или боишься?

Монах обернулся с широкой улыбкой.

— Безопасность, Хинрик, — ответил он. — Мир и безопасность для всех людей Виттсанда — вот всё, чего я хочу. Не думаю, что твой член способен напугать местных жителей, но на всякий случай давай не будем проверять.

— Тогда лучше побрызгай этой своей волшебной водицей мне на штаны, а то кто знает!

Селвик расхохотался и продолжил путь.

— Топор и ножи, — скомандовал боевой монах и жестом поторопил меня. — Схороним, не бойся.

Я послушно сдал оружие и сейчас действительно ощутил себя немощным и словно калечным. Ни силы, ни стали. Мозги остались, да только я не был уверен, что додумаюсь до чего-то путного. Тем не менее монах хотя бы согласился устроить встречу.

— Ему точно можно доверять? — спросил я у братьев, кивнув в сторону Селвика. — Давно его знаете?

— Достойный муж. И умный. Север любит. Мало кто из эглинов здесь приживается, а отец Селвик говорит, что должен был здесь родиться. До того ему всё здесь родным кажется. — Парень легонько подтолкнул меня в сторону берега. — Поторопимся. Отец Селвик не любит ждать.

Я пожал плечами и осторожно зашагал по оживлённой пристани в сторону города. Боевые монахи — не знаю, как они именовались на самом деле, но мне нравилось называть их именно так — неотступно следовали за мной.

И все равно их слова о Селвике меня не убедили. Любить Север означало любить его таким, каким его создали боги: знать и ценить особенности и нравы всех его народов, соблюдать обычаи, передавать потомкам историю. А если ты приходишь на чужую землю и насаждаешь чуждые порядки, то это, как по мне, не любовь. Видал я на Свартстунне девиц, которых выдавали замуж против их воли: и против воли властного отца ней пойдёшь, и через себя не переступишь. У тех девиц были такие же глаза, как у местных жителей. Не чувствовал я, что они приняли волю короля добровольно. Но он, очевидно, был настолько могущественным, что противиться ему никто не смел.

Я быстро преодолел пирс и нагнал Селвика уже на рынке. Мы протискивались меж узких рядов торговых лавок. Торговали здесь всем, что только можно представить, причём каждая улица и каждая площадь имели свою направленность. Мы прошли через владения рыбаков, миновали улицу скобарей, едва продрались через толпу, скопившуюся у лавок гончаров. Здесь кипела жизнь. Рабы вели скот, тащили мешки с зерном, свободные женщины в богатых одеждах важно прогуливались меж лотков с серебряными украшениями. В Виттсанде жизнь не просто бурлила — она кипела. Удивительно, что здесь было так много людей, ведь Свергланд представлялся мне не самым гостеприимным краем.

Я ловко увернулся от едва не врезавшегося в меня раба, тащившего тюк овечьей шерсти, и наконец-то нагнал Селвика.

— Тебя называют отцом, — сказал я, поравнявшись с монахом. — Чем отец отличается от брата?

Божий человек обернулся ко мне и просиял.

— Значит, ты уже видел других священников? Где? В Маннстунне?

— Не только там. Как я понял, ваша братия часто бывает в Нейдланде.

Отец Селвик улыбнулся.

— Прекрасные вести! Что до твоего вопроса, что все мы братья, ибо в глазах бога мы его дети. А в церкви есть иерархия.

— Что? — переспросил я. — Ирархия?

— Иерархия. Это слово означает подчинение одних другим. Есть более старшие товарищи, ест менее. Брат — это монах. Человек, посвятивший свою жизнь служению богу и принявший обеты. А отцы стоят повыше, и у них другие обязанности. Есть ещё аббаты, епископы…

— Что за обеты?

— Нечто вроде клятвы.

— А, то есть гейс, — кивнул я. — У нас это называется гейсом. Когда ты даёшь клятву делать что-то или не делать. Часто это нужно для особого почтения богам или испытания духа. Или для наказания… Например, воин может взять гейс отдавать половину добычи в походах выбранному богу. Женщина может поклясться не выходить замуж, пока не сделает что-то важное для семьи…

Селвик закивал и улыбнулся.

— Да, точно! Значит, не так уж мы и отличаемся. Всякий бог будет испытывать тебя на преданность.

— И как же он испытывает тебя, божий человек? — спросил я, уставившись на Селвика.

— Моим обетом была поездка в Свергланд. Я вырос на Эглинойре и там же стал священником. Чтобы испытать и укрепить мою веру, епископ велел мне отправиться сюда. Поначалу я боялся этого назначения, но сейчас понимаю, что бог сделал мне величайший подарок.

Селвик говорил так проникновенно, с таким чувством, что я действительно ему поверил.

— Почему ты так этому радуешься, монах?

Божий человек остановился, пропуская повозку.

— Потому что я чувствую, что нужен здесь, — просто ответил он, глядя на меня по-настоящему счастливыми глазами. — Я нужен людям, понимаешь? Мои знания пригождаются, мои речи утешают, а руки исцеляют. Разве не в этом счастье, начертатель?

Я смущённо пожал плечами.

— Наверное. Но у меня другой путь.

— Какой?

— У меня лучше получается разрушать, чем строить. Но ведь не всем дано исцелять. Кто-то должен и убивать.

— Это пока что, — отмахнулся монах. — Знай, что почти из всякого воина получится сносный землепашец. Но даже из хороших землепашцев редко получаются сносные воины. Ты всегда сможешь обратиться к миру, если устанешь от войны, Хинрик из Маннстунна. Поразительно, но лишь те, кто познал цену разрушения, могут по-настоящему оценить созидание.

Оставив меня в задумчивости, монах приблизился к каменному зданию, немного походившему на чертог, но без украшений в виде резьбы. От этой постройки веяло чем-то гнетущим, словно то были не стены, а тюрьма.

— Что это за место? — спросил я, с недоверием глядя на здание.

— Дом короля.

Я хмурился, рассматривая каменные стены.

— Не похож он на чертог конунга. Где охранные черепа? Где защитные руны? Где живое тёплое дерево, что убережёт семью от стужи…

— Это эглинская постройка. На островах надёжность важнее уюта. Король пытается понять, подойдёт ли такой дом для местной погоды.

— Да чего тут понимать? — проворчал я. — Видно же, что не подходит. Холодный он. Неуютный. Как протопить, особенно зимой?

Монах не ответил, но поманил меня за собой и приблизился к дверям. Двое мужей, облачённые в наши, северные, одежды обменялись с Селвиком кивками, а меня наградили подозрительными взглядами. Воины были похожи на хускарлов Гутфрита, только вместо амулетов в виде копья Вода они носили на груди спираль единого бога.

Боевые братья, что шли позади нас, показали мои вещи.

— Гость безоружен, — хором заявили они.

— Точно? Может перепроверим?

— Точно. —