Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Он не ошибся. Глядя на него, Галахад вспомнил Рожу Биффена, который приклеил ассирийскую бороду, чтобы спастись от букмекеров, а она упала. Такой самый вид.
– Ну, Кларенс, – воскликнул он, – ты прямо из русского романа! Что случилось? Что ты сделал с Парслоу? Гадаешь, куда деть тело?
Лорд Эмсворт обрел дар речи.
– Галахад, – начал он, – не знаю, как тебе и сказать. Во-первых, – лорд Эмсворт повис на перильцах, как мокрый носок, – этот Парслоу истинный мерзавец.
– Ничего нового. И что же?
– Не перебивай!..
– Ты говори, в чем дело. Значит, так: ты пошел к безнравственному баронету. Входишь в замок, он сидит босой. Холодно на него взглянув, ты сухо спросил: «Чем обязан чести?» – а он, шевеля пальцами ног, ответил… Чему ты обязан? Что он ответил?
Лорд Эмсворт немного успокоился, словно черпал силы из созерцания весомой красоты.
– Галахад, – спросил он, – у тебя бывают предчувствия?
– Не юли, Кларенс.
– Я не юлю. Я рассказываю. Когда я вошел, мне что-то подсказало: он принес дурную весть. Он был какой-то зловещий. Знаешь, я не ошибся. Он говорит: «Добрый день, Эмсворт», – а сам вынимает из кармана фотографию.
– Чью?
Бросив для подкрепления сил еще один взгляд на Императрицу, подступившую к пятидесятичетырехтысячной калории, лорд Эмсворт проговорил, понизив голос:
– Огромной свиньи, Галахад! И еще говорит: «Прошу! Победительница будущей выставки». Прямо так и сказал.
Галли его не понял. Ему показалось, что старший брат говорит загадками.
– Это была фотография Красы Матчингема? – уточнил он.
– Нет, нет, нет. Что ты, что ты. Она в два раза больше. Новая. Только что привез из Кента. Зовут Королева. Галахад, – голос девятого графа задрожал от страданий, – Императрице будет очень трудно победить.
– Неужели та свинья толще? – удивился Галли, бросая искоса взгляд на Свинью свиней.
Лорд Эмсворт был неприятно поражен.
– Я бы не сказал. Нет-нет, не сказал бы. Но разница – в каких-то унциях. Соревноваться теперь труднее.
Галли присвистнул. Кроме любви к брату в дело входили и финансовые соображения – как и Бидж, он поставил на Императрицу.
– Вот почему Бинстед ходил такой гордый! А можно прикупать свиней? Я думал, надо растить своих собственных, какие есть.
– Неписаный закон был всегда, а правила – нет. Никому и в голову не приходила такая низость! Прямо поразительно!..
– Чудовищно, – согласился Галли.
– А ужасней всего, что ее готовит к борьбе не Моника.
Галли стал суровым. Увидев его, продавец заливных угрей бежал бы со всеми угрями, словно от грозы.
– Долой Монику! – сказал он.
Лорд Эмсворт заморгал.
– Конни…
– Долой Конни! Нам не до ее прихотей. С ней управлюсь я. Кроме того, я предупрежу Парслоу, что мы таких штук не потерпим. Не забывай, Кларенс, он на этом не остановится. Если его не предупредить, он не оставит камня на камне, только бы унизить Императрицу.
– Господи!
– Да. Но ты не волнуйся. Я владею ситуацией. Главное – вдохнуть страх божий в Конни. Где она? Отравляет нервы чаем? Ничего, я с ней поговорю, как строгий дядюшка!
– Галахад, – сказал лорд Эмсворт, глубоко вздохнув, – ты мне очень помогаешь!
– Стараюсь, Кларенс, стараюсь, – откликнулся Галли, установил покрепче монокль и, дыша решительностью, направился к замку. Лорд Эмсворт восторженно глядел ему вслед, не понимая, как может так держаться человек, который сейчас увидит Конни.
Что ж, Галахад – это Галахад.
А в замке, кое-как обувшись, сэр Грегори стоял у окна и глядел в парк.
Если вам нравятся тонкие, извилистые баронеты, вы не оцените сэра Грегори. То был высокий и толстый человек за сорок, похожий на тех вельмож, которые так расцвели во времена принца-регента (1811–1820). Как и Бидж, он утратил стройность, но вы могли бы сделать из него не двух вполне солидных дворецких, а двух солидных аристократов; утратил же он ее потому, что получил наследство и замок, которых у него не было в те дни, когда он слонялся по Лондону без гроша в кармане.
Если вы неравнодушны к яствам и винам, то, получив после тощих лет{4} много денег и обширный погреб, вы станете лицом к лицу с тяжкими соблазнами. В земле, текущей молоком и медом,{5} естественно сесть поудобней и есть, пока не лопнешь. Так и случилось с сэром Грегори. Лишь железная воля спасла бы его от излишнего веса, а железной воли у него не было. День ото дня, долю кляня, он становился все то-о-ол-ще.
Терраса за окном сверкала в солнечном свете, но у балюстрады была тень от раскидистого дерева, а в этой тени – накрытый к чаю стол, за которым сидела леди Констанс Кибл, читая письмо. Сэру Грегори захотелось выйти к ней. После такого пути чашка чаю не помешала бы.
Когда он вышел на террасу, слегка ковыляя, ибо натер ногу, всякий подумал бы, что он размышляет о чае, но это было не так. Недели две назад он обручился, и размышлял о своей невесте Глории Солт. Если кто-нибудь умилится, мы заметим, что мысли его были горьки. Он едва ли не жалел, что, сраженный ее сверкающей красотой, произнес: «Вот что, как вы насчет, а?» Мы бы не сказали, что за эти дни он прозрел, но кое-какие стороны ее характера заметно охладили его чувства.
Завидев его, леди Констанс опустила одно из писем, которые пришли к ней с дневной почтой, и приветливо улыбнулась. В отличие от своих братьев, Кларенса и Галахада, она любила сэра Грегори.
– Как я рада вас видеть! – сказала она. – Что-то я не слышала машины.
Сэр Грегори объяснил, что пришел пешком, и леди Констанс удивилась:
– Боже мой! Вы очень устали?
– Отдохнул бы, ничего не скажу. Натер ногу, там пузырь.
– Ах Господи! Придете домой, проткните.
– Хорошо.
– Раскаленной иглой.
– Спасибо.
– Только не булавкой! А пока – выпейте чаю. Пончик?
Сэр Грегори посмотрел на пончик странным, печальным взглядом и положил его на блюдо. Леди Констанс снова взяла письмо.
– От Глории, – сообщила она.
– А! – сдержанно отозвался сэр Грегори.