Хотя в нашем двадцатом веке принято презирать технику со всеми ее штуками и трюками, сохраняющими время и силы, а вздыхать – по тем временам, когда жизнь была проще, в штуках и трюках тоже что-то есть.

Если бы Пенни Доналдсон была дочерью фараона и при этом захотела связаться с возлюбленным, ей бы пришлось исписать длинный папирус всякими зверюшками и послать его с нубийским невольником, а уж через сколько времени Джерри Вейл его получил бы, сказать нельзя, ибо невольники эти спешили лишь в тех случаях, когда за ними кто-нибудь бежал и колол их острой палочкой. В двадцатом же веке она послала телеграмму, и через два часа в скромной квартире на Баттерси-Парк-роуд оказалась весть о том, что Пенни приедет завтра.

Внезапная радость действует на разных людей по-разному. Одни смеются и поют; другие скачут; третьи делают добро собакам. Джерри Вейл сел к столу и стал писать детектив о нью-йоркском сыщике, который пил виски, пленял женщин и имел дело с существами по имени Билли Бык, Орел Орло или Красотка Кэрри.

Через сутки, когда он его кончал – ибо детективные рассказы мыслей не требуют и пишутся быстро, – телефонный звонок прервал его посередине фразы.

В телефонных звонках всегда есть и вызов, и тайна. Она это, думаем мы, или какой-нибудь Эд, который, стремясь к Чарли, ошибся номером? Джерри любил поболтать с чужими людьми, но все же надеялся, что на сей раз это Пенни.

– Алло, – сказал он, на всякий случай – с чувством.

– Алло, Джерри. Это Глория.

– Хм?

– Глория Солт, кретин, – сказал женский голос.

Было время, когда сердце его подпрыгнуло бы при звуках этого имени. Когда-то Глорию и Джерри связывала нежная дружба, которая стала бы еще нежней, если бы прекрасная дама не обладала здравомыслием, удерживающим от союза с молодыми людьми, богатыми одним лишь очарованием. При всем различии между мисс Солт и мистером Доналдсоном они одинаково относились к неимущим поклонникам.

Подобно Королеве фей в «Иоланте»{11}, Глория здравым смыслом погасила золотой огонь любви. У Джерри от этого огня остались только угли, но дружба не угасла, и время от времени молодые люди играли в гольф или ходили в ресторан. Знаете, такие простые, приятельские отношения, без всяких этих сантиментов.

– Привет! – сердечно откликнулся Джерри. – Давно тебя не слышал. Что делаешь?

– То и се. Теннис там, гольф, бассейн, лошади… Вот, замуж выхожу.

Джерри это понравилось.

– Молодец, молодец. Люблю, когда люди остепеняются. Кто же он? Орел Орло?

– Прости?

– Ты прости. Оговорка. Я хотел сказать, лорд Воспер?

Глория Солт секунды две помолчала, потом заговорила неприятным, металлическим голосом:

– Нет уж, спасибо, не лорд Воспер. Я не выйду ни за какого Воспера ради умирающей бабушки. Если я окажусь с ним в церкви и священник спросит: «Ну как, Глория? Согласна?» – я отвечу: «Ты что! На похороны – приду, а если ты говоришь о браке, то запомни, дорогой пастырь, что я охотней умру в болоте». За Орло Воспера! Ну, знаешь!

Джерри почуял трагедию. Почуял он и тайну. Как и весь их круг, он полагал, что свадьба этих двоих – дело времени. Орло и Глорию вечно «видели вместе» то в Каннах, то в Аскоте, то на каком-нибудь турнире. Слышать такое от Глории Солт было так же странно, как если бы Орест бранил Пилада или Макс – Морица.{12}

– Вот тебе и на! А я думал…

– Возможно. Тем не менее дела обстоят именно так. Никакого Воспера я не знаю, а скоро выхожу за сэра Грегори Парслоу. Матчингем-Холл, Матчингем, графство Шропшир.

– Что же случилось?

– Долго рассказывать. Увидимся – узнаешь. Кстати, увидимся сегодня, будем ужинать у Марио.

– Ужинать? Сегодня?

– Вот именно. Ты что, глохнешь от старости?

Джерри не глох, но растерялся, как растерялся бы на его месте самый заправский ягненок. Сегодня он ужинал с Пенни и считал минуты, изучал рубашки, выбирал белый галстук, заботился о том, чтобы башмаки и цилиндр блестели, как им положено, – словом, готовился к неожиданной встрече, думая о том, что будет сидеть в «Савое» с единственной на свете девушкой, смотреть ей в глаза, держать ее маленькую ручку. Как же не растеряться, если совсем другая девушка приглашает тебя к Марио?

– Нет, послушай, – сказал Джерри. – Сегодня я не могу. Давай завтра.

– Завтра я не могу. Уезжаю. Думаешь, я тебя позвала для удовольствия? Я помочь хочу. Ты мне как-то говорил, что тебе нужны две тысячи фунтов, чтобы основать сумасшедший дом. Так?

Джерри не назвал бы свой санаторий сумасшедшим домом, но сейчас было не до объяснений. Он охнул, комната перед ним медленно поплыла.

– Неужели ты…

– Да, я помогу тебе их раздобыть.

– Глория, ты просто чудо! О, женщина, ангел-хранитель!{13} Да… Расскажи подробней.

– Вечером. По телефону все не расскажешь. Ровно в восемь – у Марио. А я пока что оденусь. Если не одеться, посадят на балкон, а я для этого слишком горда. Есть у тебя манишка и манжеты?

– Глория, постой…

– Все, пока, спешу. Надо тут встретиться насчет ракетки.

Наблюдатель, проникший в квартиру двадцать три, увидел бы, как выглядит человек на распутье. Повесив трубку, Джерри Анструтер Вейл долго боролся с собой, совершенно не понимая, что же ему делать.

Мысль о том, чтобы не ужинать с Пенни, не держать ее маленькую ручку, не смотреть ей в глаза, была ему отвратительна. Но если Глория подскажет, как раздобыть эти две тысячи, не безумно ли упускать такой шанс?

Прошли века, прежде чем он решил, что это безумно, и, тяжко поднявшись, стал перелистывать телефонную книгу. Пенни сказала, что остановится у какой-то леди Гарленд, и она тут была, на букву «Г». Подошел, видимо, дворецкий.

– Вы не могли бы попросить мисс Доналдсон?

Дворецкий не мог. Пенни, по всей вероятности, ушла на пример. На что? А, на примерку! Да-да, понятно. Вы не могли бы сказать, когда она будет? Не могли бы? Тогда не передадите ли ей, что мистер Вейл очень огорчен. Он никак не может с ней встретиться, важные дела.