Однако прежде чем ее принять, ее надо иметь, а чувствительному сэру Грегори не хотелось идти в аптеку. Он боялся удивленного взгляда и подавленного (а то и не подавленного) смешка.

Что же делать?

– Ха! – воскликнул сэр Грегори во внезапном озарении и вызвал Бинстеда.

О дворецком мы уже слышали – именно он воспламенил посетителей «Герба», предложив пять против одного, когда речь зашла о свиньях. Мы слышали о нем, и тем интересней будет его увидеть.

Однако, взглянув на него, мы разочаруемся. Бинстед был из тех незрелых, но дерзких людей, которые, в сущности, и не дворецкие, а увенчанные славой лакеи. Размеренную величавость Биджа он заменял прытью и наглостью. Если мы скажем, что он нередко перекидывался в карты с Джорджем Сирилом, мало того – позволял таким отбросам называть себя «Бинс», вам станет ясно все.

– Сэр? – сказал этот дерзкий выскочка.

Хозяин его покашлял. Даже сейчас ему было нелегко.

– Э, Бинстед… – начал он. – Вы слышали про «Грацию»?

– Нет, сэр.

– Такое лекарство. Врачи рекомендуют. Моя троюродная сестра… из хемпширских Уилберфорсов… просила ей купить. Позвоните Булстроду, закажите полдюжины банок.

– Слушаюсь, сэр.

– Больших, – прибавил сэр Грегори.

Достопочтенный Галахад Трипвуд был озабочен, вставая из-за чайного стола, и не повеселел, когда шел по коридору к комнате Биджа. Борьба воль кончилась вничью. Если говорить с сестрой, как строгий дядюшка, всегда может случиться, что она заговорит, как строгая тетушка. Так и случилось, а потому Галли решил потолковать с самым умным из дворецких Шропшира.

Однако он нашел только Пенни. Написав письмо, она шла к своему лучшему другу. Младшая дочь Доналдсона Собачья Радость сразу по приезде нашла родственную душу в Себастьяне Бидже.

Поджидая его, она пыталась подружиться со снегирем, который жил в клетке на столе. Пока что это ей не удалось.

– А, Галли! – сказала она. – Что говорят снегирям?

– «Здравствуй, снегирь», должно быть.

– Нет, чтобы он засвиристел.

– Чего не знаю, того не знаю. Но мне не до снегирей, хоть бы они и свиристели. Где Бидж?

– Уехал на станцию. Шофер его подвез.

– А, тьфу! Что ему там нужно?

– Почему вы сердитесь? Имеет он право развлечься!

– Нет, он на посту.

– А что такое?

– Свинья.

– При чем тут свинья?

– Да, вы же не слышали. Ушли писать это ваше письмо… Дейлу? Хейлу? Гейлу?

– Вейлу!

– Вот именно.

– Из ломширских{6} Вейлов. Для вас он Джерри. Так что же?

– Явился Кларенс, разбитый, как шхуна «Геспер».{7} Он только что беседовал с этим извергом – с сэром Грегори.

– А, который ходит босой! Кто он, кстати?

– Неужели вы не знаете?

– Я иностранка.

– Лучше я начну сначала.

– Пожалуйста.

Рассказывал Галли хорошо и подробно. Когда он дошел до Королевы и начал повесть о том, как, словно партизаны, будут они защищать не только упования лорда Эмсворта, но и денежные интересы Биджа, Пенни возмутилась:

– Ничего себе фрукт, этот Парслоу.

– Фрукт и овощ. Всегда таким был. Напомните, чтобы я вам рассказал про мою собаку Кнута. Но это еще не самое худшее. Вы знаете Монику?

– Простите?

– Гуляя по садам и угодьям, не встречали ли вы девицу в штанах, похожую на боксера? Моника Симмонс. Кларенс доверил ей высокую честь, уход за Императрицей. До недавней поры этим занимался гномовидный, но умелый тип по фамилии Потт. Однако он выиграл в спортивную лотерею и ушел в отставку, а моя сестра Конни заставила Кларенса взять эту Монику. Когда появилась свинья Королева, мы решили, что нельзя вручать судьбу Императрицы какой-то дилетантке. Кларенс боится говорить с Конни, пошел я.

– И что же?

– Ничего. Уперлась, замкнула слух – одно слово, глухой аспид.{8}

– Почему?

– А потому, что Конни держит эту Монику, чтобы кое-кому угодить.

– Не Парслоу?

– Именно Парслоу. Моника – его кузина.

– Ой!

– Иначе не скажешь, «ой!». Казалось бы, хватит того, что Парслоу плетет интриги. Но уж его кузина в нашей цитадели… Резидент врага кормит Императрицу! Дальше некуда, понимаете?

– Еще как!

– Кошмар какой-то.

– Страшный сон. Что же вы собираетесь делать?

– За этим я и пришел к Биджу. Посовещаемся. А вот и он!

Услышав тяжкую поступь любимых ног, снегирь засвиристел.

Однако Бидж, войдя, не стал вторить ему басом. Его округлое лицо скривилось от душевной боли. Поистине, именно такой же всадник, слабый, павший духом, смертельно бледный{9} и т. п., во тьме ночной отдернул полог ложа царя Приама. Пенни очень испугалась. Жила она замкнуто и еще не видела дворецких во взвинченном состоянии.

– Бидж! – воскликнула она, искренне огорчаясь. – Что с вами? Ну-ну, расскажите!

– Бидж! – воскликнул и Галли. – Значит, вы слышали?

– Сэр?

– Что Моника – родственница Парслоу.

Лицо у Биджа дернулось вне программы.

– Сэра Грегори, мистер Галахад?

– А вы не знали?

– Даже не подозревал.

– Почему же вы пляшете свой скорбный танец?

Словно премьер-министр, объявляющий закрытое заседание, Бидж дрожащей рукой надел на клетку чехол из зеленой бязи.

– Мистер Галахад, просто боюсь сказать.

– Что именно?

– Не могу, боюсь.

– Валяйте, Бидж, – вмешалась Пенни. – Отложите свой припадок.

Бидж неверными шагами направился к шкафу.

– Простите, мистер Галахад, мне лучше немного выпить.