litbaza книги онлайнКлассикаДорога в Аризону - Игорь Чебыкин

Шрифт:

-
+

Интервал:

-
+

Закладка:

Сделать
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 ... 117
Перейти на страницу:
неловкими. Сын уверенными движениями еще трезвого Деда Мороза из профкома выкладывал на стол таежные гостинцы — кульки с кедровыми орехами и крупнокалиберной голубикой, банки с солеными грибами и медом цвета темнеющей бронзы. Перстнев и сын пили чай и коллекционный армянский коньяк, улыбались друг другу и старательно пытались соорудить какое-то подобие родственного разговора, однако улыбки были слишком широкими, а беседа — слишком натянутой. Не помогал даже коньяк. Наверное, отцу помимо груза былой ссоры мешало присутствие невестки — худенькой большеглазой девушки, которой Алексей Павлович за всю жизнь не сказал ничего кроме "Тапки наденьте, пожалуйста, — у нас паркет". А сыну, тяжело переживавшему в детстве развод родителей, мешало присутствие второй жены отца, чье лицо заметно оживлялось при виде оборотившегося добрым молодцем пасынка. Только с единокровным младшим братом гость держался естественно и свободно: шутливо тыкал его кулаком в живот, проверяя пресс, расспрашивал об учебе, рассказывал о нагрудных знаках у себя на кителе. Допив чай, но не коньяк, старший сын смотрел на запястье с "Командирскими" часами и поднимался из-за стола: "Извини, пап, не хочется расставаться, но пора. Мы спешим". Отец никогда не пытался его удержать: он знал, что сын, действительно, торопится повидать оставшихся в городе школьных друзей, а затем уехать к матери, вернувшейся после развода в родной Ярославль. Там сын с невесткой и проводили весь отпуск. Деньги, которые Перстнев интимным, смешанным с коньяком полушепотом предлагал сыну перед уходом, тот никогда не брал.

Глава 4

Из русских сказок Алексей Павлович знал, что дураком обычно бывает младший сын, но не сомневался, что в его сказке, обязанной стать былью, все будет наоборот. Младший сын, которого Алексей Павлович в домашней обстановке в шутку называл цесаревичем, не должен повторить кошмарных ошибок старшего. Алексей Павлович не позволит ему этого. Не позволит, как старшему, вырасти романтичным голодранцем, плюнуть в уготовленный ему мраморный колодец личного благополучия, опозорить отца в глазах знакомых и начальства, наконец. Поэтому воспитание младшего сына товарищ Перстнев с самого начала прочно взял в свои цепкие пухлые руки.

"Человек должен заботиться о себе, о собственной сохранности и комфорте, — наставлял он младшего отпрыска. — Если, конечно, он умный человек, а не китайский болванчик. Вот вам в школе говорят о коллективизме, товариществе, один за всех и все за одного?.. Говорят?". — "Говорят". — "И правильно говорят! Совершенно правильно! Но что это означает? В чем тут суть — вот что важно понять, дружочек. А это означает, что человек, думая о коллективе, должен, в первую очередь, думать о себе. Потому что коллектив — это не бесформенная масса, не каша с изюмом. Коллектив — это конкретные люди. Как в песне: "Я, ты, он, она, вместе — целая страна!". Советский человек не может, не имеет права безответственно относиться к себе, своей жизни, здоровью, к тому, что позволяет ему жить хорошо и удобно. Потому что потеря каждого конкретного человека — это потеря для всего коллектива и, в конечном итоге, для всей страны. А если все перестанут думать и заботиться о себе, если все начнут бросаться на амбразуры, что будет, а? А ничего не будет! Ничего и никого! Армия разбита, коллектива нет, задача не выполнена, страна беззащитна". "А Матросов? — озадаченно вопрошал Перс-младший. — Ведь он бросился на амбразуру… Значит, он не герой? Значит, он подвел коллектив?". — "Что ты!.. Никогда так не говори, глупый! Конечно, Матросов — герой! Всем героям герой! Но герои потому и герои, что их не может быть много. Их единицы — тех, кто должен принести себя в жертву ради других. В этом их предназначение, сын, их исключительность. А теперь представь, что в том бою на амбразуру бросился не Матросов — зеленый солдат, для которого тот бой, между прочим, был первым в жизни (вам это говорили на уроках?), а командир батальона, перед которым была поставлена задача выбить немцев из укрепления. Что тогда было бы? А тогда наши солдаты остались бы на поле боя без начальника, что могло привести к их массовой гибели, предрешить исход боя и позволить фашистам перейти в контрнаступление. Видишь: поступок один и тот же — человек закрыл своим телом дзот, а какие разные последствия. В первом случае человек совершил подвиг, во втором — должностное преступление, забыв о своей ответственности перед коллективом.

Каждый человек должен знать свое предназначение. Вот ты, например, не можешь, не смеешь жертвовать собой ради других, запомни. Потому что у тебя другое предназначение. Ты другой. Я всегда это тебе говорил и говорю. Ты будешь командиром, большим командиром, очень большим, не то, что твой упертый братец. И потому ты должен беречь себя и во всем слушаться меня. Только никому не говори о том, что я тебе рассказываю, ладно? Я говорю это только для тебя. Чтобы ты понял".

Младой Перс схватывал отцовскую науку, как голодный птенец — долгожданную снедь. Он рано понял, что он особенный — лучше, чем его ровесники. И принял это как непреходящую закономерность окружающего мира — такую же, как смену дня и ночи или победы сборной Советского Союза по хоккею. Приняли это и его сверстники, хотя Перс, надо отдать ему должное, именем своего ясновельможного отца козырял редко, ябедой не слыл и без особой нужды спеси ходу не давал. Да и вообще он был славным, добрым мальчиком. Приятелей, которые иногда приходили к нему в гости (отец не возражал, так как знал, что в квартире всегда есть кто-то из взрослых — жена или домработница), Перс так самозабвенно поил пепси-колой и "фантой", не переводившимися в его монументальном холодильнике, что приятелей после этого можно было выкатывать из квартиры, как переполненные пивные бочонки, булькающие и пенящиеся внутри. Столь же щедро Перс осыпал одноклассников вожделенными обертками и вкладышами от жвачек Bubble Gum, хранящими божественный заокеанский аромат и сцены из жизни полоумной голливудской утки. Эти обертки мальчишки хранили месяцами и годами с таким трепетом, которому могли бы позавидовать священные свитки Торы и шедевры живописи из собраний Лувра и Эрмитажа. Иногда Перс милостиво дарил друзьям и сами жвачки, которые в младших, а порой и средних классах переходили из уст в уста вместе с рассказами о широте души одноклассника.

Еще в начальной школе Перс был единодушно признан сверстниками неофициальным лидером класса. Этот заслуженный венец он уверенно и с достоинством нес на протяжении неполных девяти лет вплоть до своего Ватерлоо зимой 1984 года. Конечно, одного лишь влиятельного

1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 ... 117
Перейти на страницу:

Комментарии
Минимальная длина комментария - 20 знаков. Уважайте себя и других!
Комментариев еще нет. Хотите быть первым?