прошептала я с придыханием, которое вовсе не хотела показать. (Я уже говорила, что мужик был взмокший?)

Фонтейн тонко улыбнулся:

— Да не знаю. Я называю его про себя Бегущим Человеком[4].

Бегущий Человек продолжал бежать, Доди, Фонтейн и я продолжали смотреть на него, а Джаспер предпочел изучать наклейку на бутылке.

— Эй, Фонтейн! — Своим появлением Пейдж вывела нас из состояния коллективного транса.

— Привет, дорогуша! С тебя конфетка! — Он склонился и поцеловал ее в щеку.

Моя дочь обожала Фонтейна не в последнюю очередь потому, что вообще обожала все блестящее.

— Она царапается, — заметила Пейдж, поднявшись на носочки и потрогав его бородку. — Почему у тебя такие волосы на лице?

— Это называется стиль, подруга. То, что отличает нас от животных. И от реднеков[5].

ГЛАВА 2

— Кофе, Сэди? — В вытянутой руке Доди болтался опасно накренившийся кофейник, будто ей было все равно, куда наливать кофе и стоит ли перед ней чашка. Этим утром тетушка украсила себя нежно-зеленым тюрбаном, через верхушку которого была пропущена копна светлых кудряшек. Больше всего она походила на пробирку, в которой началась неконтролируемая реакция.

— Непременно. — Я вынула чашку из буфета, пытаясь не обращать внимания на ее сомнительную чистоту, и поставила на стол.

Встать сегодня оказалось задачей нелегкой. Мой матрац напоминал мешок с апельсинами, а звук накатывающихся на берег волн вовсе не усыплял, а манил сходить пописать. А когда на рассвете Джордан забрался ко мне в кровать вместе с обеими собаками — и их слюнями, — я начала думать, что в Белл-Харбор мы приехали зря. Но Доди станет удерживать меня с упрямством свидетельницы Иеговы, если я не выдумаю вескую причину для отъезда.

— Как спалось? — Тетушка вернула мне чашку, наполнив ее доверху кофе и щедро посыпав его корицей. Кофейник она водрузила на стол криво.

— Замечательно, — с лицемерным видом буркнула я, мечтая вколоть себе кофе прямо в вену. Я протянула руку и поставила кофейник нормально, слегка потеснив блендер.

— Это так замечательно, дорогая. Я тут подумала, что после завтрака нам стоит прогуляться. Я покажу вам тропинку, которая ведет прямо к детской площадке у начальной школы.

Дети сидели за кухонным островком и взирали на меня припухшими со сна, но полными надежды глазенками. Я поцеловала их, и Пейдж ответила мне тем же, а вот Джордан отвернулся, упрямо склонив голову к плечу. Он становился слишком взрослым для всех этих поцелуйчиков, и мое сердце на секунду заныло.

— Ну, пожалуйста, мамочка, я хочу увидеть школу! — Пейдж одарила меня самой умильной из своих улыбок.

— А вы почистили зубы, прежде чем спуститься? — спросила я.

Джордан насупился:

— А лазве у нас не каникулы?

— Каникулы не освобождают от необходимости следить за зубками. Почистите их после завтрака — и мы отправимся на площадку.

Дети стукнули кулачком о кулачок победным жестом, радуясь, пока Доди не поставила перед ними тарелки.

— Что это? — удивилась Пейдж.

Я выглянула из-за ее плеча:

— Овсянка. Просто бери ложку и ешь.

— Это не похоже на нашу овсянку! Что это за пятнышки?

Я со вздохом посмотрела на мусор, покрывавший поверхность овсянки. Похоже, стряпня Доди с годами не улучшилась. Когда я была маленькая, мы с сестрой иногда заключали пари на всякую ерунду, а проигравшая должна была съесть тарелку тетиного странного супа. Овсянка особенно не удавалась ей и получалась бесцветной и липкой. Иногда в ней встречались инородные включения, и невозможно было понять, что именно ты ешь и как оно оказалось в тарелке. Я всегда подозревала, что Джаспер выучился на повара исключительно в целях собственной безопасности.

— Что это за пятнышки? — переспросила я, не удержавшись. — Это — льняное семя. Поможет тебе в больших делах в туалете.

— О, это для каканья? — Глаза Джордана округлились. — Какать весело! Однажды я ка…

— Джордан! — прервала я. Момент для таких историй был явно неподходящим. — Просто ешь давай.

— Да. Ешьте, ешьте, пупсики. Мне надо управиться до полудня. Гарри позвал меня на стрельбище. — Тетя Доди прикрыла рот рукой и уставилась на меня. — О, милочка, это, наверное, очень гадко с моей стороны? Идти на свидание, когда у тебя ничего подобного не было уже целую вечность!

Доди произнесла слово «вечность» таким тоном, будто оно причиняло ей настоящую боль. Но на самом деле грубым было как раз то, что моя шестидесятипятилетняя тетя жалеет меня потому, что ее личная жизнь куда бодрее моей. Хотя она всегда была такой. После смерти дяди Уолтера тетушку захлестнул неиссякаемый поток поклонников. Такое чувство, что все одинокие джентльмены округа Белл-Харбор наконец-то по достоинству оценили ее специфическое чувство юмора и жизнерадостность. Ну и ее любовь к развлечениям, разумеется.

— Ну что ты, Доди, я рада за тебя! А мы после игр на площадке пойдем на пляж. Давно хотела поучить детей плавать.

— Эй, красотка, вали сюда, — раздался с террасы голос Фонтейна, демонстрирующего свой лучший тон заправского ловеласа. — Тут Бегущий Человек во всей красе! Боже, да ты просто обязана заценить этот фасад!

Бегун? Опять? Что за дурацкие привычки — он бегает уже второй раз за последние двенадцать часов. И мне незачем на него смотреть, не больно-то он мне нужен. И все же я выглянула в кухонное окно, откуда был хорошо виден приближающийся силуэт. Я отхлебнула кофе. Прекрасное солнечное утро! Идеально подходит для завтрака на террасе.

Вот так сложился наш ленивый утренний распорядок на ближайшие две недели. Загадочную тетину овсянку дети ели на кухне, а потом мы с моим двоюродным братцем пили на террасе мой любимый кофе, настоящий напиток богов. Бегущий Человек невольно сделался соучастником нашего ритуала. Фонтейн обнаружил, что можно незаметно рассмотреть бегуна как следует, лежа в шезлонге и глядя между перил террасы. Хотя иногда мы вставали и даже махали руками в знак приветствия, как туристы со второго этажа туристического автобуса. Все зависело от того, в каком состоянии с утра была моя прическа.

— Тебе надо вывести собак погулять, — заявил Фонтейн в один прекрасный день, глядя вслед Бегущему Человеку. — Когда он побежит мимо, собаки привяжутся к нему, и тогда у тебя появится возможность заговорить с ним и представиться.

В животе ухнуло, как в тот миг, когда ты вдруг видишь, что к твоей машине пристроился дорожный патруль, и спрашиваешь себя, не превысила ли ты скорость.

— Не хочу я никому представляться! Эти две недели были лучшими в моей жизни. Мне и так хорошо, и я не собираюсь все портить дурацким знакомством.

Фонтейн в задумчивости склонил свою темноволосую голову.