Он поразмыслил немного, взглянул на меня и, проведя рукой по светлым волосам, наконец, произнес:

– Во-первых, я бегло говорю по-японски. Во-вторых, еще подростком я спас из горящего автомобиля человека. И в-третьих, я влюблен! Одно из трех ложно.

Я почувствовала, как он скользнул взглядом по моей щеке, но предпочла не смотреть в его сторону.

Вернер и Клаудия возликовали, я открыла новую бутылку.

– Хм, – задумался Вернер, – скажи что-нибудь по-японски!

– Что сказать? – спросил Марко.

– Да что-нибудь.

Марко развел руками, признавая себя побежденным.

– Подрубил на корню, – сказал он.

– Но это же ясно: ты обречен всю жизнь ходить холостяком, или я не права, Ромео? – вставила свое замечание Клаудия. – В противном случае ты разобьешь сердце всем выпускницам!

Я подлила гостям вина, посмотрела искоса на Марко, который сидел слева и, улыбаясь, меня разглядывал.

– Зара, ты следующая! – сказала Клаудия, я уже приготовилась было ловко выкрутиться, как вдруг услышала сзади тихий голос:

– Мама?

Я обернулась и увидела Лео, босиком, в пижаме.

– Дорогой, что случилось? – спросила я машинально и отставила бокал с вином в сторону.

Сын, широко открыв глаза, разглядывал компанию взрослых за столом. Клаудия и Вернер тоже смотрели на него и улыбались, Марко встал, подошел к Лео. Наклонился и протянул руку, назвав его «хозяином дома», что показалось мне совершенно нелепым, впрочем, только до тех пор, пока лицо моего сына не озарилось улыбкой.

– Ступай наверх, я сейчас поднимусь и уложу тебя, – сказала я. Лео еле волочил ноги, и несколько секунд я провожала его взглядом.

Потом извинилась перед гостями, пообещав скоро спуститься.

– Послушай, честно говоря, мы все равно уже собирались идти, – опередила события Клаудия. – Вернеру завтра с утра на службу.

– Как вам угодно.

Я посмотрела на часы и только тогда поняла, что уже очень поздно. Время и впрямь пролетело незаметно. Похоже, я чудесно развлеклась, похоже, вечер действительно удался.

– Великолепный вечер, – подытожил Вернер, и Клаудия добавила:

– Да, просто замечательный. В следующий раз соберемся у нас. Я приготовлю мое коронное – говядину по-бургундски.

Оба встали, поцеловали меня в щеку. Мирко тоже поднялся. Я прошла к дверям, попрощалась с коллегой и ее мужем, поблагодарила за визит, мол, как прекрасно, что они пришли, и отметила про себя, что слова мои искренни, и потом еще некоторое время смотрела, как гости удалялись, постепенно поглощаемые темнотой.

– Сильная женщина! – услышала я и поняла, что эти слова Вернера, обращенные к жене, относились на мой счет. От таких выражений у меня, по правде сказать, все внутри переворачивалось. Сильная женщина. Как будто другие женщины не сильные.

Я повернулась к Мирко. Поблагодарила за вечер и за цветы. Мирко посмотрел мне в глаза, неловко похлопал по плечу, словно хотел сказать: «Ты справилась».

Из всех троих только Мирко знал, что сегодня я в первый раз за семь лет принимала в своем доме гостей. Такие вещи Мирко можно доверять.

На несколько секунд воцарилось молчание.

– Просто время пришло, – сказал он, и я кивнула.

Он повернулся и ушел, мне оставалось только смотреть, как растворяется в потемках его фигура.

Лео меня ждал. Сидел в кровати, укрывшись одеялом, хотя в доме тепло, подбородком уперся в колени. Лео любит всякие истории. Сделка, которую мы заключаем заново каждый вечер. Будем спать ночью? Да, но только в обмен на историю. Что он, что я. Я делаю вид, будто читаю вслух ради Лео. А на самом деле для меня этот вечерний ритуал – прекраснейшее событие за весь день. Сказки мне нужны не меньше, чем сыну. Весь прошлый год мы осваивали братьев Гримм, теперь вот дошли до Ганса Христиана Андерсена. Не нравятся мне его истории, мрачные и странные, совсем не такие, как у братьев Гримм, где Добро и Зло столь ясно различаются, где у них не существует оттенков. Ясность братьев Гримм для меня утешительна, я лучше снова послушала бы печальную историю про Гусятницу, а то и просто про Золушку да про Спящую красавицу, но Лео в настоящее время страшно увлечен «Снежной королевой» Андерсена. Сначала я думала, что его завораживает сам образ таинственной Снежной королевы. Но потом поняла: он очарован волшебным зеркалом, о котором речь в самом начале.

Я примостилась на краешке кровати, Лео ничего не сказал, только посмотрел на меня. Спокойно, невозмутимо, и до того похоже на отца, что иногда это невозможно вынести. Погладила его по головке, убрала прилипшую ко лбу прядку.

– Тебе не жарко, детка? Хочешь, принесу одеяло полегче?

Лео отрицательно помотал головой. Похоже, он представляет себя во дворце Снежной королевы, выстроенном из снега и льда, и уж там ему точно требуется одеяло, хоть лето в разгаре, хоть нет.

– Ну, про что сегодня хочешь послушать? – спросила я для проформы.

– Про Снежную королеву, – ответил Лео.

– Ладно.

Открыла книгу и начала читать. Произносила вслух больше, чем там написано, до того уж хорошо выучила я этот текст. Рассказывала, как злобный тролль однажды изготовил зеркало, в котором все красивое искривлялось до неузнаваемости, а в то же время все дурное, отражаясь в нем, становилось еще хуже. Лео сделал большие глаза, а стоило мне упомянуть «злобного тролля», раскрыл глаза еще шире.

– И вот однажды, – продолжала я рассказ, – разбилось зеркало вдребезги и понаделало множество бед. Потому что осколки его разлетелись по белу свету, и кому попадет такой осколок в глаз, тот видит все навыворот и замечает в любой вещи только дурное. А некоторым людям осколки заколдованного зеркала попадали прямо в сердце, и тогда сердце у них замерзало, превращаясь в кусок льда.

Дойдя до этого места, я всякий раз умиляюсь, потому что Лео невольно хватается за сердце и начинает часто-часто моргать, как будто хочет удостовериться, что сердце у него не ледяное и с глазами все в порядке.

– Мама, а как… – перебил он меня, а я, оторвавшись от книги, на него взглянула. – А как узнать, что сердце стало куском льда?

Поначалу я не нашлась с ответом.

А так, – подумалось мне, – что чувства твои уже не те, что прежде. Что радость выражается уже не восторгом, а слабой улыбкой. Что гнев у тебя уже не кипучий, а тепленький. Что все краски поблекли, и не понять тебе людей, когда они рассказывают про свое счастье.

Я прижала ладонь к груди маленького сына. Почувствовала, как колотится его сердечко – так быстро, так живо. И слезы начали вскипать во мне, отчего – и сама не знаю, но я сумела взять себя в руки, пока они не покатились из глаз, пока Лео, чье личико так близко к моему лицу, чьи глазки глядят на меня так искренне и так прямо, не успел их заметить.