Почивала Василиса мертвенным сном три дня и три ночи. А как очнулась ото сна, так и не вспомнила, кто она да зачем здесь. Решила девица, что то бабушка её родная, и стезя её помогать ей да прислуживать. Радостно Василиса воду носила колодезную, дрова колола, да горшки отчищала. Всё ей любо было до ровно. Но однажды попала она в баньку снова и увидела на шее оберег загадочный. Протерла его девица, к лицу поближе поднесла, и почуяла вдруг что-то, забытое, что прежде ведала. Засвистел оберег, и вспомнила Василиса свою деревеньку, бабушку недавно ушедшую, путь свой светлый да обеты ею данные.

– Где же я? Что за деяния держат тут меня? Зачем я здесь? – вопросила она голосом тихим и изумленным.

– В жилище Бабы Яги ты, милая моя девочка! Зачарована ты была чарами мощными да коварными, так что памяти лишилась и разума! Хочет Яга все силы твои юные выжать из тебя, по капле, а тебя после в зверя обратить ей верного, до скончания веков себе на услужение! Уноси ноги отсюда, покуда цела, Василисушка! А я за тебя отвечать стану, пока обман не раскроется! – молвила мышка серая, глядящая разумно по-человечески да любо.

– Ох, и попалась же я в лапы к Бабе Яге! Благодарствую, мышенька! Вовек службы твоей не забуду! Угощайся корочками хлебными, что сушила на печке я, все твои теперь! – ахнула Василиса и скорей одежу натягивать торопится.

Через чёрный подпол насилу вылезла из бани она и побежала, куда глаза глядят, да подальше от избушки страшной. На дорогу лесную выскочив, бросила девица клубочек волшебный наземь, да и покатился он вперёд играючи, будто бы и не сходил с тропы вовсе. А мышенька в баньке всё за Василису знай себе отвечает – час, два, но почуяла старуха Яга неладное и вломилась в парную. В пустоте пар висел белёсый и тишина. Мышка-то давно со своими корочками сушеными в норке схоронилась, будто и не было её. Поняла тут Баба Яга, что содеялось да случилось, ногами затопала, зарычала да завыла и слуг своих верных в погоню снарядила. Вороны вмиг оборотились лютыми конями и бросились за Василисой вслед.

Услыхала девица, как земля трясется, и достала горшочек-вари из сумы своей. Попросила она его кротко кашу варить без устали. Как он принялся, да как начал варить, так и не остановишь, не прервёшь его никакими способами. Уж и дорога в каше, и канава, полянка лесная кашей заливается. Обрадовались звери лесные, набежали со всех сторон на кашу сладеньку, кашу масляну. Как собралось их великое множество, так и дорога, и лес, и всюду по сторонам оказалось ими запружено. А Василиса, знай, вперёд бежит, горшочек держит, а из него каша валит валом и пути отходные за ней заливает. Вот и кони настигли столпотворение лесное, и не пройти им, не проехать никак через диких зверей и море каши разлитое. Так и стали они вместе с лесными зверями кашей той лакомиться, да и забыли о задании своём. Вовек их Баба Яга так не кармливала, так не потчевала! Уж как вкусно, да сладенько!

Так и спаслась Василиса. Поблагодарила она горшочек, и перестал он варить, а сам полнёхонек. Из бора того девица выбежала ни жива ни мертва. А по дороге мужик да баба едут в град Княжий, что за рекою, с пригорка виднеется, белыми стенами сияет. Подхватили они девицу с собой, калачом угостили да пахтою. А она и рада, и благодарствует, и кашей сладенькой из горшочка их потчует. Так покинула Василиса навный мир и вернулась в мир явный, мир людской. Явью привычной залюбовалась и задышала просторно!

Град Княжеский уж всё ближе и ближе. Теремами резными да ладными над белоснежными стенами возвышается он. Величественный и прекрасный! И жизнь в нём бурлит, так что и не успеть, и не уразуметь, что к чему! Василиса залюбовалась и растерялась одновременно: после деревеньки своей малой узрела она диво дивное, чудо чудное!

Уж как разлились улицы широкие да просторные, точно река-матушка, несли они подводы, люд разный, лошадей да поклажу. И остановиться боязно, и дальше ехать немыслимо. Но почуяла девица наша, что пора ей ступить своим путём во граде этом, и распрощалась сердечно с бабой и мужиком, её на телеге подвозившими. У просторной площади сошла Василиса на дорогу града княжеского, и ноги её вмиг ощутили твёрдость сей земли. То не мягка да маслена землица деревенская, то твердыня и стать оплота княжеского. Затревожилась было девица, заробела, но затеплился оберег на груди её, да разлился волною сердечною по всему телу, и стало ей любо да покойно. Что ж, земля новая, град княжеский, знать, судьба ей тут оказаться да по дороге этой двинуться. Так тому и быть.

Вдохнув глубоко и привольно, направилась Василиса к площади торговой, к теремкам да ларцам у них разложенным. Вдруг увидела она мальчонку малого на дороге посередь площади. Защемило девице сердце предчувствием недоброго и заспешила она к нему поближе. И то верно. Неслась о ту пору по площади повозка боярская, не разбирая ни люду, ни дороги. Неслась, запряженная лихим, вороным конём. Заприметила то Василиса и бросилась стремглав к мальчишке на подмогу. Сбила его в сторону, а самой на погибель верную идти? Уж как взвился конь ретивый, да на дыбы встал, девицу увидев. Василиса же упала оземь в беспамятстве, а конь на волоске от неё встал стеною и ни с места. Почуял он силу её Родную, сердце её бескрайнее и не посмел нанести вреда душе пресветлой.

Повозку вздёрнуло и едва не завалило. Выскочил оттуда молодой боярин, осерчавший да разгневанный. Кто де посмел на пути его стоять, да коня тревожить!? И видит он девицу прекрасную, без чувств на земле лежащую, а подле неё мальчонка рыдает, никак не утешится. Остыл гнев боярина, совестно ему стало. Стал он думать, как содеянное поправить. А тут мальчонки того мать выискалась, сама знатно одетая боярыня, да как кинется коршуном на него, на виновника, как на площадь всю да честной народ обличит его, нечистивого, по людским рядам во весь опор несущегося. Повинился он да покаился, а девицу неизвестную в повозку свою уложил бережно и сам подле пошёл смиренно. И боярыня с сыном следом за ними направилась, в колеснице своей золочёной, прямиком в княжеские палаты.

Скоро и княжеский терем показался – статный да высокий. Свистнул боярин повинившийся слуг своих. Прибежали они, да на подмогу кинулись девицу на высокое крыльцо занести да в боярские покои. Боярыня с сыночком малолетним к себе в соседнюю опочивальню Василису определила. Захлопотала, девушек сенных заторопила, чтобы поудобнее да помягче её гостью устроили.

Вдруг челядь забегала, все засуетились и принялись перешептываться громким шёпотом. Тут же всё стихло, а в зале трапезной стало вдруг светло и торжественно. То на шум да суету сам князь пресветлый явился, Святослав Владимирович. Ответами слуг не удовлетворённый, сам решил он явиться и уразуметь, что случилось, что стряслось.

– Любава Ярославовна, доброго дня тебе! Что за шум да гам? – сочно прозвучал голос князя в благоговейной тишине.

– Святослав Владимирович, свет наш Княже, и тебе дня доброго! – певуче ответила Любава и кротко поклонилась ему в пояс. – Несчастие приключилось с нами в рядах торговых, но о том Всеволод Ростиславович тебе поведает, ибо он виновник сего произшедшего!

Всеволод выступил вперёд с поклоном низким князю да покаился: