– Говорят, и квартиру раньше всех наших получил. Где-то на Вяземской, кажется, – продолжает Смирнов, тыча окурком куда-то в сторону двери. – Двухкомнатную отхватил, гад такой.

– А чего он из окна-то выпал? – вдруг спрашиваю я.

– Не знаю. Да и какая разница? – нервно отмахивается Смирнов. – Напился, наверное, с кем-то. Плясать на подоконнике, может, стал. Поддать еще в студенческие годы был не прочь. Хотя это ему нисколько не мешало. Да и работу-то наверняка получил, с нужным человеком в одной компании засветившись. Не удивлюсь, во всяком случае. Пройдоха, чтоб его…

– Да уж, прямо сынок Фортуны какой-то, – вставляет Семеныч, посмеиваясь.

Только тут я замечаю, что лицо Смирнова помрачнело, даже озлобилось.

– Набить бы ему морду, этому сынку. Хотя бы пару зубов на память с собой забрать, – выплевывает он в сердцах.

– Ты чего? – изумляюсь я.

– Да ничего. Живешь с таким вот рядом полжизни. И ничем он не лучше тебя. Ни умнее, ни красивее. Тоже из простой семьи. А вот ляжет фишка в нужный момент – раз повезет, два, три… И все, живет как белый человек. А ты, парень, продолжай корячиться от получки до получки, своди концы с концами, грызись с женой по вечерам, а по выходным еще и с тещей… И это жизнь? И это заслуженное счастье?

С этими словами Смирнов изо всех сил швыряет недокуренную сигарету в стену и выразительно смотрит на меня. Ищет поддержки. Вот и выбрались в курилку нервишки успокоить.

– Да что тут говорить… Пошли работать, Санек. Продолжим зарабатывать наши гроши. А то ребятишки дома никак не дождутся, когда им папки нормальный подарок ко дню рождения сделают. На велик какой-нибудь деньжат накопят. Может быть… Черт бы побрал эту жизнь… – машет он рукой и, развернувшись, идет к двери.

В этот момент она распахивается, и к нам присоединяется четвертый курильщик. Серега Маховиков, еще один из нашего ИТРовского племени.

– О, какие люди! – восклицает Семеныч. – Что не весел, сокол ясный? Аль и вам не в радость солнечный денек?

– Сигарета есть? – отрывисто проговаривает Маховиков, не глядя на нас.

– Конечно, угощайся, – отвечаю я, растерянно всматриваясь в лицо Сереги.

Видно, что-то случилось в этом мире, если даже балагур Серега появляется в курилке без своей традиционной глупой улыбки.

– Случилось чего? – слышится голос также заподозрившего неладное Смирнова за Серегиной спиной.

Некоторое время Маховиков молчит, нервно затягиваясь.

– Такое дело, мужики… – наконец говорит он, уставившись себе под ноги, – в общем, Леха Козлов погиб.

Я роняю окурок.

Семеныч сгибается в приступе удушливого кашля.

Смирнов делает несколько торопливых шагов, останавливается перед Серегой и впивается взглядом в его лицо.

– Что?! Что ты несешь, Маховиков! Леха?! Этого быть не может! – кричит он каким-то чужим, каркающим голосом.

Серега ссутуливается, затем прислоняется спиной к стене. Приваливается, вернее. Чтобы не упасть. Скорбное выражение его лица повергает меня в шок даже больше, чем само известие.

– Бросился под поезд, – произносит Маховиков.

Мы стоим как вкопанные, буравя его глазами.

– Выехал за город, дождался состава и вышел на рельсы прямо перед ним. Машинист ничего не успел сделать. Суицид. Вот так вот.

Пустота в его голосе только усиливает нереальность случившегося.

– Бред какой-то, – бормочет Смирнов, бессмысленно качая головой. – Чушь… Нет, этого не может быть… Леха… Самоубийство…

– Откуда знаешь? – спрашиваю я полушепотом.

– Жену его встретил. Бывшую. Райку.

– Райку? Она разве бывшая? – рассеянно бросает Смирнов.

– Сказала, что развелись полгода тому назад… – отзывается Серега. – С тех пор жил один. И, похоже, сильно пил. Месяц назад уже одна попытка была. В состоянии опьянения. Сорвался из окна квартиры.

– Разве он хотел покончить с жизнью? – спрашиваем мы почти хором.

– Кто ж теперь разберет, – выдыхает Маховиков, поднимая глаза к окну. – Лично я его уже года два как не видел. И не звонил ни разу… А ведь друзьями когда-то были…

– Мне ведь он как-то звонил… – вспоминает Смирнов, потирая лоб ладонью. – Меня не было тогда, он оставил номер. Я не перезвонил… Думал, он опять посмеяться надо мной хотел.

– А я его как-то на улице видел, – слышится потрясенный голос Семеныча. – Я еще удивился, чего это он не на машине, да еще одет как-то небрежно. Не подошел к нему тогда. Какой-то вид у него был нездоровый. Думал, с похмелюги, может…

– Кто ж теперь разберет… – повторяет Серега печально. – Может, в жизни что не сложилось. Может, не повезло. Мало ли что…

Какое-то время я молча смотрю на Маховикова. Его бледно-голубые глаза тоскливо шарят по пейзажу за окном. Затем останавливаются и наполняются слезами.

Перевожу взгляд на оконную раму. Вижу движущееся черное пятнышко на облупившейся краске. Оно удаляется, торопливо уползает прочь. Первая весенняя муха. Даже ей душно рядом с нами.

Апрель 2006

Спасибо

Добрый день, Владимир.

Долго думала над приветствием, наконец, выбрала это. «Добрый день». Действительно, добрый. Он, может быть, и сам не догадывается, до какой степени. Вот уже пятнадцать лет этот день оказывается для меня не просто датой в календаре. Праздник ли это? Наверное. Несмотря на то, что именно в этот день я стараюсь как можно реже показываться на глаза людям, чтобы они не видели моих слёз. Горьких слёз, сменяющихся счастливой улыбкой. Да, вот такая гамма чувств. Конечно, никому она не понятна. Ведь мы переехали в этот город через несколько дней после того, что произошло. И никто, кроме меня, мамы и Сергея не знает о том, что произошло в нашей семье этим днем пятнадцатью годами ранее. Сергей – это мой муж, теперь мы уже не живем вместе. Он полюбил другую женщину, но Сергей – порядочный человек, и я знаю, что он оставит нашу тайну при себе. Я не осуждаю его. После того, что случилось, нам было трудно жить рядом, трудно вечером ложиться друг с другом в постель, трудно каждое утро смотреть друг другу в глаза, улыбаться друг другу. И воспитывать сына вместе.

Сейчас Лешке уже 18. Да-да, самой не верится. Совсем большой, совсем взрослый. Все время боюсь за него, волнуюсь, как сумасшедшая. Он только смеется. Глупый мальчишка. Конечно, он не знает. И слава Богу, что не знает глубины моих переживаний. На днях сдал на права. Представления не имею, как буду отпускать его одного в город на машине. Точно с ума сойду. Как я могла разрешить ему поступить на эти водительские курсы? Просто всё для него, всё ради него. Я не могу его сильно ограничивать, хочу, чтобы у