Она сделала шаг вперед. Ему пришлось посторониться ипропустить ее. Но в глазах его промелькнули удивление и гнев, значит, ему неочень-то понравилось такое ее поведение.

Велика важность! Он уже с ней поигрался. Наверняка емуприятно было соблазнить женщину, которую журналы прозвали недотрогой. А она-топоверила, что сегодняшний день был особенным. Какая же она дура! Неужели она досих пор еще не поняла, что нельзя доверять мужчинам?

— Вот, значит, как ты хочешь вести игру, Каллиста?

В его тоне слышалось предупреждение. Она егопроигнорировала:

— Я не играю, господин Савакис.

Он прищурился.

Он такой же, как все, ждет, что она будет выполнять любыеего капризы. Но она теперь сама себе хозяйка, свободная и независимая.

И все же сердце ее стучало как бешеное, стоило ей только кнему приблизиться. А его взгляд на ее голой спине словно пламенем обжег ейпозвоночник.

У нее было такое чувство, что ее поведение скореераззадорило его, чем остудило его пыл.

Похоже, он воспринял ее слова как вызов и готов был егопринять.

— Нет, спасибо, — покачал головой Дэймон, когда официантпредложил долить ему вина.

— Да брось, Дэймон. — Хозяин дома нетерпеливо махнул рукойофицианту. — Почему бы не выпить? Давай, в этом доме все только высшегокачества.

— Я в этом не сомневаюсь, — ответил Дэймон, взглянув на слугв униформе и золотую посуду на узорчатых скатертях.

Глядя на всю эту роскошь, мало кто догадался бы, какимшатким было финансовое положение Аристидиса Манолиса. Как близок он к тому,чтобы разориться.

А Дэймон знал. Именно его деньги могли спасти Манолиса и егосемейный бизнес.

Или уничтожить его.

Всю свою сознательную взрослую жизнь он работал и ждал этогодня, когда Манолис окажется в его власти. Много лет Дэймоном двигало желаниезавладеть его драгоценной компанией, а потом разбить ее на мелкие кусочки. Егогрела мысль о том, как он отомстит за то, что семья Манолиса сделала с егосемьей.

Вдруг в свете люстр что-то блеснуло, Дэймон повернулся ипосмотрел на Каллисту и на ее колье. Дорогое, белого золота с бриллиантами внесколько каратов. На его вкус, оно было слишком уж кричащее, слишком явственносвидетельствовало о ее богатстве.

Она напомнила ему других богатых избалованных его знакомых.Для них значение имела стоимость драгоценных камней, а не изящество дизайна.

Глядя на нее сейчас, в элегантном платье от-кутюр, с ничегоне выражающим лицом, он поверить не мог, что это та же самая незнакомка,которая так легко его соблазнила. В той женщине было столько жизни и врожденнойчувственности. Она отдавалась без остатка, искренне. Она была щедрой, в нейбыла какая-то теплота, и он почти поверил, что она особенная. И ответил ей сострастью, которая удивила его самого. С тех пор он все время думал о ней ипоклялся, что узнает, кто она такая — эта женщина, заинтриговавшая его большевсех его бывших любовниц.

И как мог он быть таким доверчивым?

— Любуетесь украшениями моей племянницы? — в голосе хозяинадома слышалось самодовольство. — Впечатляет, правда?

Каллиста подняла на них глаза. Лицо ее походило на вежливуюи красивую маску. Но когда она встретилась взглядом с Дэймоном, он опять ощутилукол желания.

Это его просто взбесило. Неужели он не может взять себя вруки теперь, когда он знает, кто она и что она за человек? Избалованная девочкаиз семейства Манолис, искавшая развлечений на стороне.

Там на пляже она просто очаровала его своей отзывчивостью,чувственностью, с которой она предавалась любви. Но как только она взглянула нанего сегодня пустым холодным взглядом свысока, он понял, что время, проведенноена пляже, было всего лишь приключением пресыщенной светской львицы.

— Колье изумительное, — пробормотал он.

Взглядом он скользнул за бриллиантами на ее колье вниз вложбинку между пышными грудями, выглядывавшими из глубокого декольте.

Она знала, как показать свою красоту. И это его раздражало.А может, его злило то, как спокойно она его разглядывала своими потрясающимизелеными глазами. Он не привык, чтобы женщины, особенно женщины, с которыми онтак самозабвенно занимался любовью, были к нему равнодушны. Или говорили ему,что он недостоин того, чтобы сидеть с ними за одним столом.

Только раз попробовав ее на вкус, он жаждал большего. Он собиралсязавтра поискать сирену, с которой занимался любовью. А теперь узнал, что еговоплощенная сексуальная фантазия всего-навсего испорченная богатая девчонка. Иона стыдится того, что между ними было.

Стыдится его.

Эта мысль больно ударила по его гордости, растревожиластарые раны, которые, как он думал, давно уже зажили. Ее полнейшее спокойствиебудило в нем какое-то извращенное желание. Он не мог устоять перед брошеннымему вызовом. Ведь она пыталась поставить его на место, как будто он ее грязнаятайна. Как будто, несмотря на все его влияние и богатство, Манолис, в жилахкоторой текла голубая кровь, не осквернит свою светлую кожу и не позволитмужчине с его корнями выходца из рабочего класса еще раз до себя дотронуться.

— У Алкиса всегда был безупречный вкус, да, дорогая?

— Он точно знал, чего хочет, дядя.

Голос ее звучал звонко и ровно, словно она обсуждаласегодняшний ужин, а не камни стоимостью в тысячи евро, струящиеся вниз по еегруди. Она явно как должное принимала свою праздную жизнь избалованной богатойнаследницы.

— Алкис? — переспросил Дэймон.

— Мой муж. — Она опустила глаза, с виду скромно, вот толькошею, уши и запястья ее залила краска.

Ее муж. Это слово эхом отдавалось у него в ушах. В животепохолодело. Его обдало новой волной ярости. Надо было ему сразу догадаться. Онапросто скучающая жена из высшего общества. Она его использовала.

На него нахлынули непрошеные воспоминания о тех годах, когдаон еще не заработал состояние. Когда у него было только желание рисковать икоммерческая жилка. А еще внешность. Тогда богатые женщины толпами вились вокругнего в поисках приключений, пикантного романа с человеком не своего круга.

Словно бы он мог заткнуть за пояс гордость и стать игрушкойбогатой дамы.

— А что ваш муж? Он здесь, с вами?

Дэймон постарался сдержать гнев и отвращение к самому себе —и как он мог выпустить на свободу свое либидо, не проверив, с кем он имеетдело?

Она подняла на него глаза. Глаза у нее были цвета моря вуединенной бухте, где была пришвартована его яхта. Моря, шум которого заглушалее крики, когда она билась в экстазе, а потом кончила в его объятиях.