На мгновение он снова попал в плен иллюзии единения с этойженщиной, которое они испытали, когда их тела слились воедино. Ему ни с кемраньше не бывало так хорошо. Одно это вызывало в нем недоверие. Его переполнялоотвращение к себе за то, что он вот так просто поверил в собственную фантазию.

— Мой муж умер несколько месяцев назад, мистер Савакис. —Она холодно на него посмотрела.

«Поздно, Каллиста!»

Пусть она строит сейчас из себя бесстрастную светскую даму,он-то знал, какой огонь пылает у нее внутри.

Ее сегодняшняя страсть не была попыткой заглушить тоску помужу. Они не мучились мыслями о прошлом, когда любили друг друга. Это быловожделение в чистом виде.

— Мои соболезнования, — сказал он и слегка склонил голову.

Она держалась так отстраненно. В ней не было ни тенисожаления. Интересно, подумал Дэймон, что за женщина, потеряв супруга, ничегоне чувствует. Инстинкт подсказывал ему — что бы ни скрывалось за этим ееледяным выражением лица, это уж точно не разбитое сердце.

— Алкис всегда выбирал лучшее, — пророкотал Манолис. — Этибриллианты высшего качества.

— Правда? — Дэймон наклонился, словно для того, чтобыполучше рассмотреть колье. — Они довольно необычны. — Если можно считатьнеобычным, чтобы человек такую кучу денег потратил на эту безвкуснуюпобрякушку. — По-моему, я ничего подобного раньше не видел.

— Они сделаны на заказ. Каллиста, дай нашему гостю взглянутьна них поближе. Не ломайся, девочка.

— Дядя, уверена, он не захочет...

— Напротив, — перебил ее Дэймон. — Мне бы очень хотелосьувидеть их вблизи.

Если семейство Манолис настолько вульгарно, что таквыставляет напоказ свое богатство, он не преминет этим воспользоваться.

Он заметил, как Каллиста быстро переглянулась со своеймолчаливой кузиной, потом встала и пошла к нему.

Тысячи крошечных серебряных бусин на ее платье заиграли всвете ламп. Все ее тело словно засверкало, и он почувствовал, как напрягласьего плоть. Наряд оттенял роскошные изгибы ее тела. Все его мышцы напряглись отусилий, чтобы усидеть на месте и не потянуться к ней рукой. Заявить на нее своиправа, он так жаждал этого даже сейчас.

Когда она остановилась совсем близко, он почувствовал ароматее духов. Он знал, сколько стоят эти духи. Он купил такие же своей последнейлюбовнице в качестве прощального подарка.

Он раздраженно поднялся, осознав, что ему больше понравилсязапах ее обнаженной кожи сегодня.

Каллиста встала, груди ее быстро вздымались и опускались,отчего камни играли в искусственном свете. На его вкус, она смотрелась бы лучшебез этих бриллиантов. Дэймон потянулся к ее сережке. Каллиста вся задрожала, икамни заискрились. Дэймон оценил эту ее реакцию.

Значит, она не так спокойна в его присутствии, как хочетпоказать.

— Замечательно, — пробормотал он и подступил к ней такблизко, что почти касался теперь ее тела.

Он сделал вид, что разглядывает тяжелый кулон, а на самомделе проследил взглядом линию ее декольте. У него руки зачесались, когда онвспомнил, как приятно было трогать ее грудь.

— Да, Алкис знал, на что тратить деньги.

— Не сомневаюсь. — Дэймон заглянул в ее глаза цвета морскойволны, теперь он был так близко, что опять видел те золотые искорки, которыетак его ослепили.

Теперь он понял, кто она такая. Перед тем как сюда приехать,он навел справки о семье Манолис и узнал, что у них есть дочь. А вот оплемяннице он как-то не подумал.

А ведь это та самая женщина, о которой говорили все Афины,когда в девятнадцать лет она вышла за богатого американца с греческими корнями,променяв свою молодость и красоту на роскошный образ жизни и престижное имя.

Дэймон тогда был на тихоокеанском побережье, заключал сделкупо строительству эксклюзивной бухты. Когда он вернулся, все говорили о Каллистеи ее муже. Теперь он понял почему. Она потрясающе красива, одна из самыхпрелестных женщин из всех, что он видел.

Он намеренно отвернулся и посмотрел на вторую присутствующуюв комнате женщину.

— Но иногда самые ослепительные украшения проигрывают посравнению с естественностью.

Он услышал сдавленный вздох у себя за спиной. Каллистапривыкла получать все внимание на фоне своей тихони кузины. Но не тут-то было.

— Ты прав, Дэймон. Абсолютно прав, — пророкотал Манолис сизлишним добродушием в голосе. — Иногда истинная красота бывает более тонкой.

Вот тонкости-то у хозяина дома как и не было ни на грош. Онс явным усердием расхваливал достоинства собственной дочери, как будто она былапородистым жеребцом на аукционе.

Дэймон прищурился.

Неужели Аристидис всерьез думает, что его, Дэймона Савакиса,который мог выбирать любую женщину, какая ему только понравится, можетзаинтересовать застенчивая мышка? Да она даже взглянуть на него не может, непокраснев. Под тяжелым взглядом отца она, запинаясь, завела с Дэймономнаискучнейший и наибанальнейший разговор. Потом Манолис начал что-то тамговорить о том, как важно в бизнесе доверие и как хорошо бы, чтобы у всехпартнеров общими были не только деловые, но и личные интересы.

Дэймон сжал губы. Так вот откуда ветер дует! Манолиснадеялся, что Дэймону понравится его дочь. Он, должно быть, спятил. Или, может,он в более отчаянном положении, чем думал Дэймон. Или догадывается о том, чтоДэймон собирается разрушить его компанию.

Дэймон посмотрел на Каллисту. Если страсть, которую ониразделили, хоть что-то для нее значила, своднические намерения дяди не могли ейнравиться. Но она держалась по-королевски спокойно. Интересно, она по добройволе себя ему сегодня предложила? Или ее визиты в уединенную бухту были частьюплана Аристидиса Манолиса?

Это подозрение закралось в сознание Дэймона в ту самуюсекунду, как он ее здесь увидел. Может, Манолис узнал о том, что Дэймон решилприехать пораньше и немного отдохнуть, и решил смягчить его перед переговорамипри помощи своей племянницы? От такого человека, как Манолис, вполне можно былоожидать такого дешевого трюка. Ну, тогда Манолис просчитался. Она не прочь былазаняться горячим сексом с незнакомцем, но гордость аристократки не позволяла ейоткрыто общаться с выходцем из рабочего класса.

Интересно, что она получила за то, что согласилась помочьдяде?

Дэймону стало так противно, что он даже ощутил горечь ворту. У Манолиса нет выбора. Скоро он завладеет его компанией. Эта мысльсогревала ту часть сердца Дэймона, которая все еще цеплялась за прошлое. Дэймонсклонен был предоставить своим юристам вести эти переговоры. Сюда его привелолишь любопытство. Он помнил, с каким восхищением и трепетом говорили в егосемье о Манолисах, на которых работали его отец и дед. О компании, которая вконечном счете их уничтожила.