— Гостевые комнаты в этой стороне, — сказала она, когдасмогла, наконец, говорить ровным голосом.

Дэймон смотрел, как она идет впереди него по лужайке. Еебедра соблазнительно покачивались, и он голодным взглядом вперился в ее плотнооблегающие белые брюки. Она надела их, чтобы его подразнить? Неужели она носитстринги? Или под брюками у нее вообще ничего нет?

Ему стало жарко, и он сам на себя разозлился. Разве малотого, что из-за нее он всю ночь не спал? Он бесился из-за того, как она егоиспользовала, и в то же время хотел еще раз до нее дотронуться, отведать еевеликолепного тела. И даже тот факт, что она его отшила, не утихомирил его либидо.

— Вы идете?

Она повернулась. Даже сейчас, когда волосы у нее забраны вхвостик, у нее такой вид, будто она сошла со страниц модного журнала. МамаДэймона любила журналы о богатых людях и их особенном стиле жизни. Дэймон женамеренно от всего этого дистанцировался, хотя денег у него было более чемдостаточно.

Ему нравилось быть богатым, заботиться о близких, но онпоклялся не поддаваться пустозвонству и притворству, которые были неотъемлемойчастью мира богачей. Он на них вволю насмотрелся, когда его мать прибиралась навиллах самых влиятельных в стране семейств. А когда он подростком на этихвиллах работал, то и сам понял, какие моральные принципы и ценности в ходу упредставителей высшего света.

Дэймон гордился своим происхождением и тем, что заработалвсе сам тяжким трудом, а не унаследовал чье-то состояние. Он давно уже понял,что за флером богатства и эксклюзивности зачастую скрываются жадность, эгоизм ипорок. И последнее, чего ему бы хотелось, — это запасть на женщину, котораябыла воплощением всего вышеперечисленного. Женщину, которая унаследовалаценности семьи Манолис.

— Иду, Калли.

Он подошел так близко, что чувствовал ее тепло и аромат. Нетяжелые дорогие духи, которыми она подушилась вчера вечером, а тот самыйзагадочный и женственный, солнечный и мускусный аромат. Он помнил его повремени, которое она провела в его объятиях.

Она развернулась и пошла дальше. А он поразился тому, какполоснуло по нему желание. И тут же понял, что вчера ночью он принял правильноерешение.

Между ними не все еще кончено. Ей не удастся простоотбросить его в сторону, как какое-то ничтожество, от которого она уже получилато, чего хотела.

— У тебя необычный цвет волос.

Она пожала плечами:

— Может быть, я крашу волосы.

— О, но, Калли, мы же оба знаем, что не красишь. —Треугольник золотисто-медового оттенка волос, открывшийся его взгляду, когда онвчера снял с нее трусики-бикини, был настоящим. — Я же видел доказательство.Помнишь? Вблизи и в очень интимной обстановке.

Она замерла на секунду, потом резко развернулась, как он инадеялся. Она ничем не выдала своего смущения. Да и вряд ли она стеснялась.

Вот повезло ее мужу. Интересно, он умер, пытаясь ееудовлетворить? Или вынужден был смотреть, как она получает от молодых мужчинто, чего сам он ей дать не мог?

— А я знаю, что вы чернее самого дьявола. И что?

— Гречанки редко бывают столь откровенны.

— Я только наполовину гречанка. Моя мать была автралийкой.Ну, если я удовлетворила ваше любопытство...

— Нет еще. Скажи, почему ты меня к себе не подпускаешь?После вчерашнего я уж точно заслуживаю чуточку больше теплоты. Ты относишься ктому разряду женщин, которым обязательно нужна пикантность тайного свидания,чтобы воспламенить кровь?

Калли смотрела на бунгало всего с сотни метров вниз потропинке и понимала, что будет просто чудом, если ей удастся дойти туда, нерастеряв спокойствия.

«Воспламенить кровь!»

И все же она задумалась — что, если он прав? Может, ей таклегко было оставить все сомнения вчера потому, что она была с незнакомцем, ато, чем они занимались, было крайне рискованно?

Калли закрыла глаза и вспомнила, как он шел к ней в тени.Как без колебаний притянул ее в свои объятия. И как она с такой готовностью ипылом встречала каждую его ласку, что ей страшно было сейчас об этом думать.Она быстро открыла глаза. Она уже и так дала ему слишком много. Она не позволитему играть с собой, пока он соревнуется с дядей.

— Ты не имеешь права чего бы то ни было от меня ожидать.

— Не согласен. Если учесть то, что было вчера, ты очень ужнедружелюбно ко мне относишься.

Дэймон подошел поближе, словно обнимая ее своим теплом. Оначувствовала запах моря, запах мужчины и с трудом сдерживалась, чтобы непротянуть к нему руку и не погладить его.

— То, что было вчера, прошло.

— Но то, что было между нами, может и продолжиться.

Она ужаснулась, поняв, как сильно она все еще хочет егоприкосновений.

— Все кончено, — повторила она, надеясь на то, что ей самойудастся в это поверить.

— А если я не готов все закончить?

— Нечего заканчивать. У нас был секс. И все.

— Просто секс? — Его брови взметнулись вверх, и ейпоказалось, в его глазах мелькнул гнев. — Это твой фирменный знак, Калли?Горячий секс с незнакомцами, которых ты забываешь на следующий же день?

У нее по коже мурашки забегали от смущения и злости. Но онатолько скользнула взглядом по его телу, а потом сказала:

— То же я могу сказать и о тебе. Ты вчера получил, чтохотел. Конец истории.

— Ошибаешься, дорогая. Уж поверь мне, это еще не конец.

Не в силах контролировать свое тело, она ощутила легкоевозбуждение. Это просто немыслимо. Она не станет играть в эти игры. Вчера онасовершила ошибку, нарушила собственные моральные принципы ради пары часовстрасти.

— Поверьте, господин Савакис. Все кончено. Почему бы простоне забыть об этом?

Калли не сомневалась, что к концу дня он найдет другуюженщину, жаждущую попасть к нему в постель. Сердце у нее в груди болезненносжалось.

— Потому что я всегда получаю то, чего хочу, glikia mou. Тыразожгла мой аппетит, и я хочу еще. — Губы его изогнулись в голодной ухмылке, ипо спине у нее пробежал холодок. — Я хочу тебя, Калли. И я тебя получу.

Какого черта на него нашло? Дэймон задался вопросом, в своемли он уме, когда эти слова слетели у него с губ.

Она не была женщиной его типа. И все, что он о ней узнал,говорило не в ее пользу. Не считая того, как страстно она занималась сексом. Поэтой части она была так хороша, что смогла даже пробить стену его сдержанности.