одетая, на голову выше соседей, глаза ее сверкали, дышала она от волнения тяжело, она сливалась с тем, что происходило на сцене. Потом, я свидетель, как она прошла за кулисы, встретила нашу артистку и сказала ей, русской:

— Спасибо, Анхела!

И русская отозвалась:

— Родина или смерть!

Анхела вернулась в зрительный зал, и зрители узнали ее, и во всех рядах гремели аплодисменты и возгласы:

— Patria or Muerto!

1960

НИКОЛАЙ БУРДЕНКО

В кабинет принесли ванночку с только что проявленными рентгеновскими снимками, еще мокрыми.

Возле экрана, просвечивающего рентгенограммы, совещались, помимо руководителя, два старших хирурга, невропатолог, рентгенолог и еще один врач. Это был последний этап комплексного обследования больного. Хирурги и ученые обменивались мнениями о неожиданностях, которые могут внезапно обнаружиться на операционном столе. Там, в операционной, где от малейшего, тончайшего движения хирургического ножа зависит судьба человека, — там времени для размышлений отпущено будет мало. Все нужно предвидеть, предугадать здесь, на последнем перед операцией совещании.

Внимание ученых привлечено к той невидимой, темной «географии» мозга, к тем областям в полушариях, где болезнь долгое время вела свою разрушительную работу. Руководитель оживлен, но спокоен. Удовлетворенно улыбается, когда слышит верное замечание, приближающее всех к познанию истины. Энергичным движением руки отклоняет неправильные суждения. Короткие вопросы. Иногда быстрые, иногда чуть замедленные ответы: что-то еще неясно. Мнения скрещиваются. Имеем ли мы в данном случае опухоль вне мозга, отдавливающую всю систему полостей? Или нам предстоит иметь дело с опухолью внутри мозга, занимающей большую часть полушария?

Из всей массы сигналов, подслушанных в разных областях человеческого организма, из столкновения мнений, догадок, прогнозов руководитель извлекает зерно правды.

Через сорок минут я вижу его в помещении возле операционной. Долго, несколько минут, он моет руки, сосредоточенно рассматривает их, продолжая думать о чем-то своем, и снова опускает в воду. Потом служители моют на нем белоснежную клеенчатую одежду.

Операционная. Громадный фонарь, склоненный над операционным столом. Батарея контрольных приборов. Фигуры врачей, ассистентов, помощников в белых халатах, с масками на нижней части лица.

Старший хирург Борис Григорьевич Егоров приступил к подготовительному этапу операции. Вскрыта черепная коробка. Большой костный лоскут отведен в сторону, его держат в марле отогнутым. Видна большая часть полушария, покрытого тончайшей мозговой оболочкой.

Если в первые минуты вас охватывает сильное волнение при виде этой картины, то вскоре оно исчезает бесследно, заглушенное чувством восхищения и восторга. В этом царстве разума, человечности, гуманности, торжествующей над слепыми силами природы, нет и не может быть места отчаянию, беспокойству, сомнениям.

Чтобы окончательно восстановить ровное состояние духа, подойдите к больному с другой стороны операционного стола, поговорите с ним, постарайтесь почерпнуть у него частицу недостающей вам бодрости. Да, да, вы можете это сделать, ибо человек, лежащий на операционном столе со вскрытой черепной коробкой, бодрствует в то время, как хирург вторгается в самые сокровенные части его мозга. Глаза больного открыты, он слышит вопросы врачей и отвечает на них, При такого рода операциях хлороформировать больного нельзя: парализована будет деятельность центров, регулирующих жизненные функции организма, а они-то, эти центры, нужны врачам для постоянного наблюдения за состоянием больного во время операции. Больной лежит спокойно, даже улыбается, когда хирург подбадривает его шутливым замечанием.

Это молодой еще человек, крупный работник промышленности, умеющий мыслить ясно и прямо. Без тени сомнений доверил он свою жизнь врачам, открывшим ему всю правду. Романтик техники, он успокаивается в обстановке этой операционной, где все целесообразно, где каждое движение, каждый шаг врача обоснованы всем опытом науки, где возможность ошибок почти исключена. Ему импонирует обилие точных аппаратов, регистрирующих его состояние на каждом этапе операции. Особый прибор измеряет количество потерянной им крови, чтобы в нужную минуту принять срочные меры. Другой прибор позволяет вести наблюдение за давлением крови, специальные аппараты непрерывно записывают сигналы о деятельности сердца, так что врачи всегда могут проверить свои наблюдения с помощью точной электрокардиограммы.

Подготовительный этап операции закончен. У изголовья больного появляется человек, который совершит самую сложную, казавшуюся недавно немыслимой, невероятной, работу по удалению гигантской опухоли из мозга.

Лицо его бесстрастно. Только в глазах можно увидеть отраженный свет того огня, той огромной сосредоточенной энергии, которые спрятаны глубоко в сознании. Он обменивается с больным двумя-тремя словами, чтобы почувствовать его состояние, и приступает к делу. Опыт всей жизни, напряженных научных исканий сосредоточен сейчас в его руке, сжимающей нож. Начинается борьба с темными силами, которые могли унести жизнь человека, если бы он не лег на операционный стол.

Николай Нилович Бурденко — ибо о нем шла речь с самого начала — точным, неуловимым движением освобождает участок полушария от тонкой оболочки.

Глазам открывается обнаженный человеческий мозг.

Когда вы наблюдаете за всем, что происходит в операционной, вы испытываете тот высокий подъем чувств, который можно сравнить только с впечатлением от вдохновенной патетической музыки, прославляющей торжество человеческого разума. Долго еще будет жить в вашем сознании эта минута, когда слезы готовы были брызнуть из глаз — не от нервного возбуждения, а от счастья, от гордости за человека, способного в самых грозных обстоятельствах отстоять самое важное, самое ценное, что есть на земле, — жизнь.

Это не случайно, что деятельность замечательного ученого Николая Ниловича Бурденко (никак нельзя считать его только хирургом) всегда совпадала с гуманистическими стремлениями социалистического государства, борющегося за жизнь и счастье всего человечества. Долгий и трудный путь прошел ученый, прежде чем его идеи в области медицины получили наконец полное и блестящее развитие в нашей стране. Никакой другой социальный строй не смог бы обеспечить его замыслы такой могучей поддержкой. Мы дальше увидим, что самая сущность его научных исканий несовместима с природой буржуазного государства.

Николай Нилович Бурденко родился в семье конторщика, служившего в частной экономии. Дед его был крепостным. Отец, Нил Карпович Бурденко, получал за свою работу пятнадцать рублей в месяц, а кормить ему приходилось семью в десять человек. В ранние годы жизнь не очень-то баловала будущего ученого. Он отдыхал душой и телом, когда дед и бабка забирали его к себе, в городок Нижний Ламов Пензенской губернии. Здесь жилось спокойно и сытно. Возле избы зеленел маленький сад. Мальчик помогал в хозяйстве, ходил за травой на леваду у реки, собирал падалицу в саду. Ему не было и шести лег, когда он поступил со старшими братьями в школу.