ощущать, можно было дышать ртом, но это грозило ещё большим сушняком, чем тот, который у меня уже был. Так что мне ничего не оставалось, как дышать этой вонью от параши со смесью запаха немытых тел и разлагающегося матраса. Также до меня стал доходить смысл того, зачем Камрад посоветовал мне взять с собой термуху. Днём под солнцем контейнер дико нагревался. Ночью — наоборот. Железная коробка будет аккумулировать холод, и внутри мне будет весело…

Духота давила на мозг и заставляла всё тело обильно потеть. Чтобы минимизировать это, я просто лёг поверх своей горки и уставился в потолок. Глаза уже совсем привыкли к сумраку в контейнере, и от нечего делать я стал считать рёбра жёсткости на потолке. В этот момент со стороны двери что-то зашуршало, и я увидел, как в вентиляционный проём протискивается пластиковая бутылка. Через секунду она гулко упала внутрь. Обувшись, я подошёл к двери и поднял упавшую полторашку с водой. Вода была тёплой, но на колу со льдом я и не рассчитывал. Выпив сразу треть, я вернулся к матрасу и повалился на него. Возможно, жара, а возможно, и недосып в последнее время стали нагонять на меня сон. Я проваливался в него, просыпался в липком поту, пил воду и снова проваливался. После второго такого пробуждения я допил всю воду, так как сушило меня жёстко. Я совершенно не знал, какую меру воды мне решили выделить по моему наказанию, и гнал эти мысли прочь, стараясь снова уснуть. Наконец я вырубился.

Стальной скрежет открываемой двери разбудил меня, как удар палкой по голове. В дверном проёме стоял боец, видимо, тоже из комендачей, но уже другой.

— Вставай, невольник! — весёлым голосом крикнул он. — Одевайся и парашу свою выноси!

— Было бы что выносить… — сонно буркнул я, отметив, что на улице уже начинало смеркаться. Значит, уже вечер, часов пять-полшестого.

— Да похуй, одевайся, бери ведро и выходи! — так же весело ответил конвойный.

Я стал натягивать на себя горку, носки и берцы.

— Нехуёвые у тебя педали, братан! — боец смотрел на мои Lowa «Zephyr» GTX цвета «койот». — За сколько брал?

— Ни за сколько. Подарок, — я уже подошёл к выходу.

— Хороший подарок. Держи, — боец протянул мне полторашку с прохладной водой, пачку печенья и две шоколадки из сухого пайка. На мой вопросительный взгляд он ответил:

— Бери ведро. Пошли, пройдёмся.

Оставив воду в контейнере и спрятав шоколад с печеньем в карманы, я взял ручку пустого ведра через ткань рукава горки, и мы двинулись в обход рядов контейнеров.

— Меня Витя зовут, — уже тише сказал боец, — ты откуда сам?

— Из Ростова, — не задумываясь, соврал я. Воздух был уже не такой жаркий, скоро опустится прохлада. От перенесённой в контейнере жары побаливала голова.

За контейнерной площадкой был небольшой пустырь с вырытым котлованом, который здесь использовался под свалку. Поставив ведро у ног на краю котлована, я посмотрел на бойца и спросил:

— Всех вот так погулять выводят?

— Нет, — ответил он, доставая пачку сигарет, — только тех, кто сильно жалуется на вонь и согласен сам вынести свою парашу. Тебя же Грешником зовут?

— Да.

— Ты Куницу знаешь?

— Нет, не знаю, но наслышан. Мы в разных взводах.

— Это мой кореш, мы в армейке вместе служили. Попросил подогреть тебя, насколько это возможно без палева. Так и сказал, мол, таких ебанутых мало, их нужно поддерживать! — снова смеясь, сказал Витя. — Курить хочешь?

— Да, очень.

— Кормить тебя не будут, — он протянул мне пачку «Kent», — ты на воде двое суток. Хотя лично я не понимаю, за что такое наказание. За убитого до допроса бармалея, пусть даже русскоговорящего? Чушь…

— Кучеряво живёшь, Витя, — я проигнорировал его реплику и указал на сигареты.

— Да нет, как все. Просто здесь легче достать. Да и «на карандаш» можно до зарплаты отовариться.

В разговоре ни о чём я выкурил подряд две сигареты, и мы повернули обратно.

— Без обид, братан, но сигареты я тебе с собой не дам, — сказал Витя, открывая мой контейнер.

— Да какие обиды… Спасибо тебе.

— Не за что. Я рано утром перед сменой зайду.

— Добро!

Мы пожали друг другу руки, и я снова остался наедине с собой.

Глава 4

Капли ночного видения

Люди думают, что если они назовут преступление убийства «войной», то убийство перестанет быть убийством как преступлением.

© Лев Толстой

Звук закрывающейся за моей спиной двери снова напомнил мне мой статус после непродолжительной прогулки. Да и какой статус… Я боец, пушечное мясо. Что осталось от меня прежнего за последние три месяца, если осталось вообще? Кто я и что здесь делаю? Патриотично защищаю интересы своей страны за её пределами? Возможно. Агитмашина в лице СМИ работает исправно, и картинки, время от времени попадающие в эфир, подтверждают необходимость наших действий. Возникал ли в момент очередного жёсткого пиздореза мотив помахать флагом или дать дешёвое интервью? Нет. А что сидит во мне? Что мной движет на этой войне? Любовь к своей Родине и стране? Вряд ли. Да, мы здесь наматываем на кулак бородатых тапочников, некоторые из которых прибыли сюда из России. И, дабы они там, в России, не сходили с ума в попытках устроить очередной теракт, их тут накрывают волосатым полотенцем. Но что я чувствовал на очередном штурме? Какие мысли и вопросы мелькали в голове?

«Да хер вам, пидарасы, по всему ебалу! Я ещё на ваши могилы ссать буду!» — и т. д. и т. п. и др. Один в один, как зимой 2014-го года. Но ни слова о патриотизме. Так что я здесь делаю?.. Сука, холодает…»

Я встал с матраса, прошёлся вдоль контейнера несколько раз, выпил холодной воды из бутылки и снова лёг на свою лежанку.

За деньгами я сюда пошёл, засунув свою честь, гордость и достоинство себе же в задницу. Благосостояние, здоровье и будущее моей семьи интересовали меня куда больше, чем любая другая хуйня вокруг. Не богатство, но обеспеченность и возможность свободного решения проблем двигали мной. Сильно ли я переживаю о судьбе местных, которые столько времени жили и прогибались под ИГИЛ, хуил, SDF или прочую поебень? Отнюдь, мне плевать на их вековые традиции. Своя жопа и свои проблемы привели меня сюда.

Что я почувствовал, когда убили моего первого товарища здесь? Ничего. Ноль. Зеро. Пустоту. Он погиб по глупой ошибке. Так уж вышло, что уехал он раньше меня. Когда мне сказали об этом, я не знал, как реагировать, это был мой первый погибший тут Друг.