— Я не желаю всего этого слышать! — воскликнул герцог.

— Нет, ты выслушаешь меня! — отрезала леди Эдит. — Я пытаюсь доказать тебе, что единственный способ спасти фамильную честь, замок и жизнь тех, кто от тебя зависит, — это жениться на очаровательной американке, которая в обмен на право носить твое имя и называться герцогиней предоставит тебе огромное состояние, которым ты сможешь распоряжаться по своему усмотрению.

— Ты говоришь как сводница из восемнадцатого столетия!

Он был настолько зол, что умышленно хотел ее обидеть, но леди Эдит только рассмеялась:

— Если ты пытаешься задеть меня, Сэлдон, тебе это вряд ли удастся. Я понимаю твои чувства, но даже такой идеалист, как ты, должен воспринимать мир таким, каков он есть, а не таким, как ему хочется.

Потом ее голос стал мягче:

— Я считаю, что чувство долга рано или поздно заставит тебя жениться, и когда ты решишься на этот шаг, то поймешь, что это не так ужасно, как кажется. Я обещаю, что жена, которую я тебе выберу, будет и привлекательна, и хорошо воспитана — эти достоинства в наше время редко встречаются у англичанок, но, как ни странно, у американок — довольно часто.

Леди Эдит помолчала с минуту и продолжала:

— В любом случае когда-нибудь ты должен жениться. Но взгляни на английских невест, только что вышедших из пансиона, ни шагу не сделавших без гувернантки и до первого выхода в свет ни разу не бывавших на людях. Зрелище весьма огорчительное.

Она говорила быстро, не давая герцогу возразить, как бы ему этого ни хотелось:

— Да они и мужчин-то не видели, кроме местного кюре, и трудно представить, что из них когда-нибудь получатся очаровательные, остроумные и искушенные жизнью светские дамы, о которых ты, надо полагать, мечтал на далеких полях сражений.

С усмешкой в голосе она добавила:

— Взяв в жены юную англичанку, ты превратишь свою жизнь в рутину. Я же предлагаю тебе нечто совершенно иное — и, кроме того, в придачу к очаровательной супруге ты получишь еще несколько миллионов долларов.

— Я не пойду на это! — решительно заявил герцог. — Будь я проклят, если женюсь на деньгах!

Леди Эдит ничего не ответила. Она смотрела на него, маленькими глотками попивая свой шерри.

— Ты слышала, что я сказал, Эдит? — спросил герцог.

— Разумеется, я не глухая, Сэлдон, — ответила ему кузина. — Только ты все равно на них женишься, ибо другого выхода у тебя нет.

Прикрыв дверь, Магнолия торопливо спрятала записку, которую читала, за лиф платья.

Когда вошла ее мать, она стояла у стены, храня на лице слегка настороженное выражение.

Миссис Вандевилт, больше известная в определенных кругах как Дракон с Пятой авеню, была весьма красивой женщиной.

Она держалась как императрица, а нити великолепного жемчуга на ее стройной шее и роскошные бриллиантовые серьги в ушах наводили на мысль о какой-то восточной властительнице.

Но взгляд ее был жестким, а сжатые губы, казалось, никогда не знали улыбки; она сурово посмотрела на дочь, и в комнате повисло неловкое молчание. Магнолия почувствовала, что под взглядом матери ее начинает пробирать дрожь.

— По-моему, около часа назад посыльный принес сюда цветы. От кого же они?

— Я… я не знаю.

Это была явная ложь, и настолько беспомощная, что Магнолия не осмелилась даже взглянуть в лицо матери и уставилась на туалетный столик, инкрустированный слоновой костью, на котором, потеснив дорогие статуэтки из севрского фарфора, стояла корзина, полная ландышей.

Миссис Вандевилт проследила за взглядом дочери, и губы ее сжались еще плотнее.

— Ландыши, — едко сказала она. — Как пить дать, твой почитатель думает, что ты похожа на ландыш. Было бы интересно узнать, о чем он тебе пишет.

В напряженной тишине послышался тонкий испуганный голосок Магнолии:

— Я… я не понимаю… о чем вы говорите…

— Даже не пытайся обманывать меня, Магнолия, — отрезала миссис Вандевилт. — Тебе это все равно никогда не удастся. Итак, знаю ли я того человека, который прислал этот хлам, и где записка, которую ты получила вместе с корзиной?

Магнолия не ответила; ее лицо побелело, а руки начали дрожать. Словно не замечая этого, миссис Вандевилт сделала шаг к дочери.

— С тех пор как тебе исполнилось пятнадцать, я тебя пальцем не тронула, но если сейчас же не перестанешь врать, я задам тебе такую трепку, что ты запомнишь ее на всю жизнь!

— Мама!

В этом крике прозвучал неподдельный ужас.

— Ты знаешь, что я всегда исполняю свои обещания, — сказала миссис Вандевилт. — Отдай записку!

Она протянула руку, и Магнолия, сделав еще одну безнадежную попытку сохранить твердость перед матерью, которая с детства внушала ей страх, расстегнула лиф и достала сложенный листок бумаги.

Дрожащей рукой она протянула его матери, и миссис Вандевилт взяла записку со словами:

— С тем, кто написал это, я разберусь лично, а тебе я запрещаю покидать дом без моего сопровождения. И до отъезда в Лондон — никаких танцев!

Магнолия замерла и лишь через несколько секунд сумела выдавить из себя:

— Отъезда… В Англию? Разве мы… Собираемся за границу, мама?

— Ты отправляешься в Англию, чтобы выйти замуж за герцога Оттербернского, — прозвучал ответ миссис Вандевилт.

Она хотела произнести это как можно равнодушнее, но в голосе ее безошибочно угадывалось торжество При этом на нее не произвел никакого впечатления страх, отразившийся на лице дочери.

— Н… но… мама, — наконец еле слышно произнесла Магнолия, — как я могу… выйти за герцога… Оттербернского? Ведь я… я даже никогда… его не видела?

— Это несущественно, — отрезала миссис Вандевилт. — Леди Эдит Берн уже все уладила, и ты можешь считать, что тебе повезло. Я готова заплатить любые деньги за удовольствие увидеть лицо миссис Астор, когда будет объявлено о твоей помолвке!

— Но… мама… я не могу… не могу… Это… это невозможно!.. — начала Магнолия.

Но миссис Вандевилт, высказав все, что хотела, уже повернулась и поплыла к двери. Она уже почти вышла из комнаты, когда взгляд ее вновь упал на корзину ландышей, стоящую на столе. Шагнув к нему, она сбросила хрупкие цветы на пол и безжалостно растоптала. Затем, не обращая ни малейшего внимания на дочь, величественно удалилась.

Оставшись одна, Магнолия зарыдала, закрывая лицо руками. Ей казалось, что, уничтожив ландыши, ее мать разрушила и то чувство, которое родилось в ней после вчерашнего бала и так напоминало первые весенние цветы.

Это был обычный бал, но танец с Ним все преобразил. Остальных кавалеров она знала давно, встречала их сначала на детских праздниках, потом на балах для девушек, которые еще не выезжали в свет, и, наконец, на балу в честь ее восемнадцатилетия.