Нет, она не написала и не напишет ни слова, руководясь собственным интересом, сурово напомнила себе Молли. Это просто не ее стиль. Нет, ее долг — привлечь внимание людей к социальной несправедливости, к возведенному в ранг закона беззаконию. Она вышла на битву с драконом, и если этим драконом окажется граф Сент-Отель, то… то это лишь докажет, насколько права она была, когда… Ну, во всяком случае, он не имел права вот так целовать ее.

Поблагодарив Пат за гостеприимство, Молли поспешила в редакцию, где старательно написала статью, включив в нее и рецепт знаменитого пикантного соуса прабабушки миссис Лоусон. Но, едва вернувшись домой, нашла свое старое расследование, уселась перед компьютером и произвела на свет намного более острый и взрывной материал.

Это разоблачение. Разоблачение богатых и бессовестных землевладельцев, безжалостно эксплуатирующих своих работников, и хотя имя графа Сент-Отель ни разу не упомянуто — в конце концов, против него нет никаких конкретных свидетельств, — именно о нем думала Молли, работая над статьей. Вот воплощение жадного и черствого землевладельца. Этот человек слишком самоуверен и себялюбив, чтобы хоть на миг подумать о ком-то другом.

Но одно дело — написать статью, и совсем другое — убедить Боба Флёри опубликовать ее. Хотя способ наверняка отыщется. Она настроена более чем решительно. То, о чем она хочет сказать, является общенациональной проблемой.

Сельское хозяйство становится полностью механизированным, власть над ним обретает кучка толстосумов, цель которых — деньги и деньги; здесь нет места ни человеку, ни человеколюбию.

Сейчас Молли угрюмо наблюдала за парой гусей, плывущих по речке. Во время беседы Пат Лоусон упомянула, что в нескольких милях отсюда есть природный заповедник; лес и небольшое озеро дарованы местным филантропом — каким-то добрым стариком, рассеянно решила Молли, наблюдая, как гуси скрываются за поворотом.

Алекс поморщился, когда его «лендровер» подпрыгнул на дорожной выбоине и задребезжал. Он бы с радостью сменил машину, но просто не может позволить себе подобных расходов. Потратить деньги на новую машину для себя — значит взять их из другого проекта, например из замены необходимого фермерского инвентаря или из текущего ремонта жилых коттеджей.

Нахмурясь, он постарался переключиться с мыслей о трудно решаемых проблемах. Эти проблемы происходят из попыток превратить древние родовые владения в современные, самофинансируемые предприятия, способные шагнуть в новое тысячелетие. И хочется надеяться, что его дети наследуют такое обновленное хозяйство с радостью и благодарностью, а не с хмурой усмешкой отчаяния. Не так, как пришлось вступать в наследство ему после неожиданной и ранней смерти отца. Долги по гроб жизни — только верхушка его проблем, но сейчас, хочется надеяться, они не грозят долговой ямой… Хочется надеяться.

Он с грустью посмотрел на небольшое «предложение о мире» на пассажирском сиденье — на корзиночку персиков из оранжерей, главного достояния огорода. Построенная вместе с домом и переоборудованная на современный лад в начале правления короля Эдуарда, эта оранжерея обогревалась хитроумным лабиринтом труб с горячей водой, которую кипятил древний и своенравный бойлер.

Сам Алекс уже решил закрыть дом и оранжерею, когда вышедший на пенсию местный садовник вместе с группой энтузиастов предложил взять на себя заботу не только об оранжерее и домиках, прилегающих к южной стене огорода, но и о самом огороде.

Этот коллектив, почетным членом которого стал и он сам, делил между собой урожай. Завернутые в папиросную бумагу персики в корзиночке были его долей в урожае этого года…

Услышав стук в дверь, Молли нахмурилась. Она никого не ждала: у нее просто не было времени завести в городке друзей. Боб Флёри с супругой — вот те двое, с кем она, по существу, познакомилась.

Выключив чайник, она направилась к двери. При виде неожиданного посетителя ее глаза широко раскрылись.

— Что вам угодно? — с вызовом проговорила она и добавила: — Если вы приехали с извинениями…

— Никак нет, — холодно ответил Алекс.

Что в ней, в этих тщедушных пяти футах агрессивной женственности, в этих рыжих кудряшках и удивительного цвета глазах, заставляет учащаться его пульс?..

— Тогда что же вам угодно? — еще более решительно потребовала Молли.

Боже, что с ней стряслось? Что в этом мужчине заставляет ее вести себя столь… столь по-женски? Молли ощутила, как затряслись колени, пока она, стоя в дверях, тщетно пыталась справиться с захлестнувшим ее волнением.

Он — воплощение всего, что ей не нравится в мужчинах. Тем не менее ее тело, словно насмехаясь над ней, утверждает обратное. Разозлившись на себя даже больше, чем на него, Молли сделала шаг назад, намереваясь захлопнуть дверь, но, к ее досаде, Алекс успел шагнуть следом.

— Как вы смеете? Этот дом принадлежит мне… — начала она и осеклась.

— Нет, он принадлежит мне, — цинично поправил он.

У Молли открылся рот от удивления.

— Вы — мой домовладелец? — догадалась она, решив не попадаться снова на ту же удочку.

— По правде говоря, да, — согласился Алекс. — Но…

Что, черт возьми, происходит? Он приехал не для того, чтобы ссориться с ней. Проклятье. Он приехал, чтобы…

Для Молли его появление сразу после окончания статьи лишь подлило масла в огонь уже бушевавших эмоций.

— Возможно, вы способны запугивать и… и терроризировать своих арендаторов, особенно тех, кому, так сказать, посчастливилось зависеть от вас. Но я не из таких… — начала она, однако Алекс уже услышал достаточно. Ему не приходилось встречать женщин, которые так быстро и глубоко завладевали его чувствами, и эти вздорные и совершенно несправедливые обвинения задели его за живое.

— Одну минутку… — вскинулся он, но Молли была явно не склонна его слушать.

— Вы вторглись без разрешения, — злобно проговорила она. — И если немедленно не покинете меня, я…

Алекс, она поняла, не слушал ее. Он стоял у стола с компьютером и изумленными глазами рассматривал свежеотпечатанную рукопись статьи.

Сверху, на приколотой бумажке, была от руки приписка, в которой его имя — с тремя огромными восклицательными знаками в конце — было подчеркнуто жирной чертой. Его и прежде хмурое лицо сделалось чернее тучи, и в небольшой комнате определенно запахло серой.

— Не будете ли вы любезны объяснить мне, что это значит? — услышала она медленно произнесенные слова, каждое из которых было наполнено ледяной яростью.

— Смею заметить, здесь все ясно как день. Это статья, которую я только что написала. Об ужасающем и чудовищном обращении с сельскими тружениками в конце их трудовой жизни… — ответила Молли, решительно выставив вперед подбородок и бесстрашно встречая его злобный взгляд. Она не уступит ни его явной ярости, ни собственному смятению.

— Не пытаетесь ли вы намекнуть, что с моими работниками дурно обращаются? — осведомился Алекс.