вижу на её лице какие-либо эмоции. Это настоящее блаженство.

— Когда я приехала сюда, я была крупнее, — объясняет она. — Марсель контролировал моё питание, чтобы помочь мне сбросить вес. — В её голосе нет злобы, напротив, она как будто благодарна. — Возможно, на следующем аукционе меня продадут. Может быть, я буду для кого-то хороша.

Я подавляю своё отвращение.

— Он часто тебя бьёт?

Она качает головой.

— Только когда мне это нужно.

— Когда тебе это нужно? — Спрашиваю я, чуть не задыхаясь.

Она кивает, берёт ещё один ломтик яблока и предлагает его мне. Я качаю головой, и она без подсказок кладёт его себе в рот.

— Мне потребовалось время, чтобы научиться вести себя прилично, — с грустной улыбкой говорит она. — Не будь такой, как я. Это будет повторяться снова и снова, если ты не научишься слушаться. — Яблоко, похоже, придаёт ей сил. Она улыбается, и её движения становятся более свободными.

— Перевернись на живот, — просит она. — Я намажу твои раны кремом.

Я выполняю её просьбу и готовлюсь к прикосновениям её пальцев к моей повреждённой коже. Крем холодный, но её прикосновения нежные. Закончив, она наклоняется ко мне.

— Что ты сделала? Почему он этого не делает? — Спрашивает она.

— Что ты имеешь в виду? — Спрашиваю я.

— Марсель всегда заботится обо мне, когда мне больно. Он всегда успокаивает мои раны. Должно быть, ты сделала что-то действительно плохое, если он заставляет меня делать это вместо него.

— Это не Райкер сделал, — говорю я, поворачивая голову, чтобы посмотреть ей в глаза. — Это был Марсель.

Ее рука застывает на моей спине.

— Марсель? — В ее голосе слышится боль. — Марсель сделал это с тобой? — Ее глаза наполняются слезами.

Я киваю, пристально наблюдая за ней. Она очень расстроена. Она сглатывает, опуская взгляд в пол.

— Он прикасался к тебе и другими способами?

Ее слова вызывают у меня воспоминания о его возбуждении, о его пальцах внутри меня. Я покрываюсь холодным потом, мое сердце бешено колотится, а прилив крови оглушает. Я делаю глубокий вдох и медленно выдыхаю. Когда я снова открываю глаза, она смотрит прямо на меня, ожидая моего ответа. И тут до меня доходит: она любит его.

Поэтому я качаю головой, стремясь оградить эту девушку от любой боли, какой только смогу.

— Я не слушалась. Он наказал меня за непослушание.

Она улыбнулась, и эта улыбка разбила мне сердце.

Взяв с подноса полотенце, она тщательно вытирает руки, собирает все свои вещи и поднимается на ноги.

— Крем поможет, — произнесла она, подходя к двери, открывая её она оглянулась на меня. — В следующий раз, — сказала она, — просто подчиняйся.

— Стар? — Снова обратилась я к ней, и её глаза слегка сузились. Или, как я предполагаю, это было её имя. Она не сообщила мне ничего другого. — Ты его видела? — Спросила я.

Она нахмурилась, и её губы сжались, став почти белыми.

— Марселя? — Уточнила она.

Я покачала головой.

— Райкера.

— Это он послал меня сюда присмотреть за тобой, — произнесла она.

Я приподнялась на кровати, опираясь на локти.

— Значит, ты его видела? — Повторила я с нетерпением в голосе, отчаянно желая услышать о нём.

Стар нахмурилась ещё сильнее. Она склонила голову набок, но ей не нужно было ничего говорить. Всё было написано на её лице.

Я такая же как она.

ГЛАВА 3

МИЯ

В течение нескольких дней в мою камеру заходила только Стар. Она приносила мне еду, обрабатывала мои раны и давала обезболивающие. Однако её разговоры уже не были такими, как в первый раз.

Я скучаю по Райкеру. После визита Марселя что-то изменилось в нём. Это что-то заставило меня заговорить и спросить его о причинах. Я думала, что это был своего рода прорыв, что он открылся мне, рассказав о своём прошлом и о своей сестре.

Но я для него никто.

Мои раны заживают. Я могу сидеть без мучительной боли. Однако отсутствие Райкера означает отсутствие тренировок. Как бы пафосно это ни звучало, по крайней мере, у меня было чем заняться, на чём сосредоточиться, кроме как на себе.

Кроме Райкера.

Я не могу перестать думать о нём. Его лицо доминирует в моих снах, а его тело — в моих желаниях. Запертой в этой комнате, в полном одиночестве, без отвлекающих факторов, мне нужно думать о чём-то другом.

О чём угодно, только не о Райкере.

Поэтому каждый раз, в своих мыслях я возвращаюсь к работе в пекарне, и меня наполняет звон кассового аппарата. Раньше я его ненавидела. Он был саундтреком к моим ночным кошмарам, когда они были просто снами.

Я вспоминаю очередь людей, которая иногда выстраивалась у дверей магазина. Я думаю о своих родителях, которые сидели на заднем дворе, погруженные в работу с тестом, с улыбками на лицах. И о Рокси, которая, обхватив губами пончик с кремом, осыпала свои щеки сахарной пудрой.

Я никогда не думала, что когда-нибудь буду так скучать по работе там, и что звук открывающейся кассы будет приносить мне утешение, а не скуку. Но это было тогда, когда я была невинной и наивной. Это было до того, как мои мечты превратились в кошмары.

Прошло пять дней, прежде чем он вернулся в мою комнату. Я очень скучала по нему, по его прикосновениям и вниманию. Мои глаза распахнулись, сердце заколотилось, и я, не раздумывая, упала на пол, опустившись перед ним на колени. Но я не опустила голову. Я сидела, вытянув шею, и пристально вглядывалась в его лицо, мне было необходимо увидеть его реакцию.

Я не хотела, чтобы он был зол. В последние несколько дней я не могла перестать думать о его губах. Они были такими мягкими и нежными, что казались совершенно не соответствующими тому, что происходило в моей жизни.

Я мечтала вновь ощутить их на своих губах.

Он опустил взгляд, его глаза потемнели и затуманились. Он нежно провел пальцем по моей щеке, и по моему телу пробежала дрожь удовольствия. Это простое движение едва ли можно было назвать сексуальным, но оно пробудило во мне чувства, которые я никогда не думала, что испытаю в этом месте.

— Я не отдавал тебе приказа, — говорит он, беря меня за руку и поднимая на ноги. — Как ты? — спрашивает он. — Стар хорошо о тебе заботится?

Его отросшая борода теперь аккуратно подстрижена, а волосы стали короче. Я не хочу говорить о Стар. Я не хочу обсуждать Марселя или моего заказчика. Я жажду, чтобы он обнял меня и поцеловал, как делал это раньше.