Я не верила, что ритуал приносил новое начало, особенно после костей, которые я находила. Может, когда-то фейри действительно заботились о людях, но за последние столетия ни один надежный свидетель их даже не видел.

— Нет, — резко сказала я. — Мы найдем другой путь. — Один, который не включал бы потерю Ани — ни для болота, ни для какого-нибудь домашнего тирана, который бы решал, что ей делать, куда идти и с кем дружить. Ее родители позволяли ей бегать вместе с «дикой болотной девчонкой», а муж вряд ли был бы так терпим.

Ее улыбка была едва заметной, но глаза засветились.

— Если ты так говоришь, — сказала она. Аня-мечтательница, готовая поверить мне, что будущее будет счастливее.

Я отогнала страх. Возможно, я не идеалистка, но я упорна, а это обычно давало лучшие результаты. Как только кинжал будет продан, у нас появится больше вариантов.

Мы бродили по деревне, и я чувствовала, что Аня не оставит меня до отбора. Продажа кинжала днем могла быть рискованной — лучше подождать до вечера, когда деревня будет пьяна и поглощена празднованием.

В каком-то смысле это было облегчением. Было в этом что-то успокаивающее — носить оружие. Женщинам это не полагалось, если только они не охотились. Так вот как чувствуют себя мужчины? Храбрыми и смелыми, словно их никто не может тронуть?

Мы прошли мимо группы тавернских завсегдатаев на краю рынка — тех, что с шаткой походкой и блуждающими руками. Один из них свистнул, заметив Аню.

— Эй, а ну иди сюда, у меня кое-что есть для тебя, — сказал он, похабно ухмыльнувшись и похлопав себя по штанам. Его друзья захохотали.

Щеки Ани побледнели, но она опустила взгляд и пошла быстрее. Я встала между ней и мужчинами, оскалившись.

— Ого, — сказал один из них. — Смотри-ка, маленькая стражница взбесилась.

— Сначала я ее и не узнал из-за всей этой грязи, — подхватил другой.

— Ей сегодня можно не беспокоиться — фейри точно не выберут такую тощую задницу.

Они взорвались хохотом. Я нахмурилась и пошла дальше — я привыкла к таким разговорам, — но Аня остановилась.

— Закрой свой рот, — резко бросила она. Ее кулаки сжались, но смех мужчин только усилился.

— Не стоит, — я потянула ее за руку, надеясь, что она уступит. Это была не та схватка, которую стоило начинать, особенно когда Аня была в своем желтом платье и нервничала из-за предстоящего ритуала.

Она уперлась, продолжая сверлить их взглядом. Это была одна из самых раздражающих и в то же время трогательных черт Ани: она никогда не боролась за себя, но всегда вставала на защиту своих близких.

Наконец она сдалась и пошла со мной, оставив мужчин позади, все еще хохочущих. Ее щеки пылали.

— Свиньи, — пробормотала она.

— А во что превращаются свиньи? — спросила я с легкой успешкой.

Ее губы дернулись.

— В бекон.

— Именно.

Аня еще раз оглянулась через плечо, а затем снова устремила взгляд вперед.

— Куда теперь? У нас есть пара минут до сбора у храма.

Я заколебалась, посмотрев на колокольню храма. За ним был огороженный двор с небольшими каменными памятниками.

— Она любила солнцестояние.

Аня сразу поняла, как всегда. Ее лицо смягчилось, и она взяла меня под руку.

— Давай почтим ее память.

Могильный камень моей матери был кривоватым плитняком, стоявшим в заросшем углу двора. Летом вокруг него цвели дикие цветы, но сейчас он был таким же незаметным, как и ее жизнь, в конце концов. Я сама вырезала ее имя на камне и углубляла буквы каждые несколько недель: НЕВЕ ХЕРОН.

Я опустилась на землю, сложила руки на коленях и закрыла глаза. Я вспомнила ее кудрявые каштановые волосы, ее улыбку, яркую и быструю, как рыбка в солнечном ручье. Ее смех, который она всегда прикрывала рукой, и то, как она плакала по ночам, стараясь, чтобы я этого не слышала. Она пахла землей и дикими травами, а ее пальцы всегда были окрашены в желтый и зеленый от работы.

Мои челюсти сжались, когда я вспомнила, как каждую ночь она прижимала к груди эти испачканные руки и молила фейри о благословении.

— Пожалуйста, позвольте мне служить вам, — шептала она. — Позвольте мне быть достойной.

Ледяной ветер пронесся по кладбищу, унося сухие листья, которые заскользили по надгробиям.

— Она любила фейри, — сказала я, не открывая глаз. — А они ей ничего не дали.

Рука Ани легла мне на плечо.

— Они дали ей надежду, — мягко ответила она.

Надежда в конце концов не принесла ей многого. Но, может, Аня была права. Мне было трудно верить в лучшее будущее без доказательств, но моя мать всегда была полна мечтаний. Когда она не мечтала о Мистее, она мечтала о любви и браке, который сделает ее счастливой. Она почти обрела это однажды.

Колокола начали звонить в башне храма, их мелодичный быстрый ритм звучал только раз в шесть лет.

Аня встревоженно встретилась со мной взглядом.

— Время пришло.

Глава 2

Сотни женщин из деревень всей северной Энтерры собрались во дворе храма. Большинство выглядели одновременно испуганными и восторженными. Мы с Аней присоединились к толпе, и вскоре нас так плотно зажали, что двигаться стало невозможно.

Фейские ритуалы северной Энтерры были знамениты как среди истинных верующих, так и среди тех, кто считал нас суеверными чудаками. Это была одна из самых древних традиций старой страны на краю света. Энтерру окружали океаны с трех сторон, а горы на западе простирались своими скалистыми «пальцами» через северные дикие земли. Этот неукротимый север, полный гор, лесов и солеными ветрами обдуваемых побережий, принадлежал исключительно фейри.

Энтерра была не единственной страной, где рассказывали истории о фейри, эльфах или как их называли в других местах. Они жили в диких местах: в глубоких лесах, под горами, на островах среди бурных морей. Но они были столь же неуловимыми, сколь загадочными, редко вступая в контакт с людьми. На юге люди в основном отказались от веры, но Тамблдаун и другие деревушки, расположенные близ границы, оставались последними человеческими аванпостами Энтерры. Мы видели огоньки, передавали легенды; мы верили там, где другие могли не верить.

— Это мое первое зимнее солнцестояние, — прошептала женщина рядом со мной своей спутнице.

— Второе, — сдержанно ответила та. — Надеюсь, в этот раз меня выберут.

Я тоже надеялась, что выберут ее, если это означало, что Аня и я останемся в безопасности.

Колокола смолкли, и наш старейшина медленно поднялся по ступеням храма. Годы брали свое, но старейшина Холман оставался самым влиятельным человеком в Тамблдауне — священником и мэром в одном