Это уже касалось варианта, который вынашивался, зрел в горячий день, кажется, совсем неподходящий для размышлений «впрок»… Неподходящий… Ничего подобного! Командующий армией не может оправдывать шаблонное руководство, свою недальновидность тем, что сегодня ему некогда, мол, смотреть дальше первой траншеи… Так недолго на первой же траншее и споткнуться…

Дальнейших решительных действий, усиления темпов наступления потребовал от П. И. Батова и командующий фронтом. Уезжая из 65-й армии, К. К. Рокоссовский заметил:

— Противник оказывает неожиданно упорное сопротивление.

Однако Батов не уловил в словах командующего фронтом никакой скидки на непредвиденность. К тому же командующий не забыл добавить:

— Помните, вы отвечаете за левый фланг 21-й армии.

(Упорное сопротивление гитлеровцев позже перестали расценивать, как неожиданное. Оказалось, наше командование пользовалось неточными, сильно преуменьшенными данными о численности и боевой оснащенности группировки Паулюса. Естественно, ошибочность сведений повлекла за собой некоторые неувязки в расчетах. Тем большее восхищение вызывает героизм солдат и тех, кто вел их в бой.)

Когда настало время подвести итоги дня, командарм собрался с мыслями, продумал еще раз все, что касалось только что родившегося плана, чтобы, не откладывая, дать на детальный «раскрой» штабу.

За первый день боев при прорыве обороны части 65-й армии взяли штурмом 23 дзота. 27-я гвардейская дивизия продвинулась на восемь километров, примерно так же шагнула 304-я; И. А. Макаренко от них отстал, но зато его 321-я дивизия вовремя и ощутимо помогла С. П. Меркулову и вместе с 23-й дивизией полковника П. П. Вахрамеева сковала действия 376-й немецкой дивизии и вовлекла в тяжелый бой около полусотни вражеских танков — как раз те силы, которые угрожали флангу 21-й армии И. М. Чистякова.

Что хорошо, то хорошо. Но темп, темп! Ставка, командование фронта требуют его наращивать и наращивать. Да и сам командарм понимает, что стремительность в наступлении все равно что разбег при прыжке — не наберешь скорость при разбеге, далеко не прыгнешь. Вот тут и созрело окончательно то решение, которое вынашивал, руководя действиями армии при прорыве обороны и в первый день наступления: «Собрать в кулак все имеющиеся в распоряжении армии танки, на них и на грузовики посадить пехоту и десантом двинуться вперед по тылам сиротинской группировки немцев, которая мешает на пути; атаковать неожиданно и расчетливо систему вражеских опорных пунктов, нарушить четко продуманную стройность обороны противника и расчистить дорогу своим дивизиям».

Только прежде взвесить все хорошенько, чтобы благой порыв не увел от реальности и не обернулся труднопоправимым промахом. Даже то, что кажется бесспорным, — проверь на самых точных весах — заповедь с первых шагов на военной службе. Взять из наступающих дивизий танки… — не свяжет ли это по рукам и ногам пехоту? Нет, если удастся за ночь сосредоточить на передовой максимум армейских резервов, утром ввести в бой из второго эшелона 252-ю дивизию и, таким образом, не ослабить давление с фронта. Тогда замысел оправдает себя.

«У меня даже был на примете офицер, пригодный для руководства этим делом, — вспоминал позже Батов с присущим ему умением кратко, но исчерпывающе характеризовать командира, — резервный комдив полковник Георгий Иванович Анисимов. Я его знал по службе в мирные дни, знал, что он окончил Академию Генштаба, и был приятно удивлен, когда он появился у нас в Озерках. Смелый, горячий полковник как будто был создан для десантов или рейдов по тылам врага. Не так давно его дивизия участвовала в наступательных боях под Ерзовкой, у Волги, в трудных условиях, без серьезной огневой поддержки продвинулась километра на полтора, понесла потери. Скорое на руку армейское начальство поспешило снять комдива, но Рокоссовский терпеть не мог несправедливого отношения к кадрам, восстановил Анисимова в должности, а так как дивизия ушла на переформирование, прислал полковника в 65-ю в качестве резервного офицера. Георгий Иванович жаждал проявить себя, поскольку все-таки была задета его командирская честь».

Взаимопонимание между командармом и аппаратом штаба проявилось и тут: Глебов сразу уловил смысл идеи. Штаб быстро сделал необходимые расчеты по механизированной группе, определил ее состав, средства артиллерийской поддержки и авиационного прикрытия. Командарм сам провел рекогносцировку в направлении Ореховского. 20 ноября группа — танки и четыре батальона стрелков на грузовиках и на броне — ушла в рейд.

Командир группы Анисимов наладил полное взаимодействие с командиром участвовавшей в рейде 91-й танковой бригады Якубовским. «Подвижное соединение» (так назвал его Батов) быстро вышло в тыл сиротинской группировки фашистов, с ходу блокировало опорные пункты и перерезало пути, по которым противник из глубины обороны спешил на выручку своим частям. Механизированная группа двигалась стремительно. 23 километра в сутки — подобного броска в условиях насыщенной обороны, сильно пересеченной местности, снежных заносов ни на Донском, ни на соседних фронтах тогда еще не совершал никто. С полевого аэродрома, захваченного группой Анисимова, гитлеровцы не успели поднять самолеты, и 42 машины стали трофеями десантников.

Батовский почерк уже читался в боевых действиях 65-й. Командарм с оперативной группой почти все время находился в наступающих соединениях. Батов считал, что руководить армией во время наступления лучше, надежнее всего, когда, говоря его словами, «ощущаешь биение пульса войскового организма», когда чувствуешь бой, когда командиры дивизий, полков знают, что командующий рядом, что он владеет обстановкой и своей рукой направляет ход событий.

Руководить армией помогала та отлаженность штабного механизма, которой сумел добиться со своими помощниками Иван Семенович Глебов и которую Батов с первого дня по прибытии под Сталинград горячо и умело поддерживал. Своевременная и плодотворная разведка, надежная связь по рации с войсками и своим штабом давали возможность командарму ощущать динамику операции и в нужную минуту вмешаться, повлиять на ее развитие. Под рукой карта, стереотруба, рация, телефонный аппарат, рядом оператор, связисты — и армия подвижна, гибка, послушна его мысли и воле.

Батову стало известно, что противник отходит к переправам у Вертячего и Песковатки. Он тут же отдает распоряжение «всем перейти к преследованию, выбросить подвижные отряды для перехвата путей отхода…»

Дивизии штурмуют Вертячий. Командиры докладывают, что встретили сильное огневое сопротивление. Командарм приказывает: блокировать фашистские части небольшими группами, а главные силы — в обход. (Противник — генерал заметил это еще в сорок первом — болезненно чуток к охватам.)

Гитлеровцы очертя голову бросаются в контратаки, пробуют контратаковать даже ночью, хотя ночной бой — не их стихия. Когда 24-я дивизия Прохорова овладела Черным Курганом, фашисты, не дав ей закрепиться, ударили танками по ее флангам. Генерал тут же комдиву: «Прохоров, посылаю на помощь две танковые роты, отбейся!»

После трудной, но блестяще проведенной схватки, Вертячий занят частями 65-й армии.

Слаженными действиями армий Донского, Юго-Западного, Сталинградского