которой мне говорила Элен Рубен, и узнал, что сегодня будет две конференции по бодипозитиву. «Повышение самооценки и возвращение контроля над своим телом».

Ни много ни мало.

Я даже не знаю, как он смог убедить меня туда пойти. Хотя нет, конечно, знаю: он преследовал меня всю неделю, пока не уговорил. Элиотт был твердо убежден, что знакомство с девушками, находящимися в похожей ситуации, мне просто необходимо. Но, несмотря на всю уверенность, которую он вложил в свои уговоры, и мою готовность прислушиваться к его советам, он все-таки взялся меня сопровождать из опасения, что я передумаю. И тем самым лишил меня всякой возможности уклониться.

Я подхожу к зданию, где проходит сейчас встреча «Пышек за солидарность», когда время уже переваливает за половину восьмого, а жара все не думает спадать.

– Я думал, ты не придешь! – восклицает Элиотт, глядя на часы. – Встреча началась еще полчаса назад.

– О, как жалко, наверняка мы пропустили самое важное…

– «Мы»? Э-э-э нет, лапочка, ты пойдешь туда одна.

– Что?! Ты смеешься?

– Вовсе нет. Там одни женщины, сомневаюсь, что присутствие мужчины придется им по душе.

– Ну-у… Мне действительно нужно туда идти?

– Да, и поторопись, ты уже опаздываешь. Буду ждать тебя в «Радуге».

– Ах так? Будешь пить пиво, пока я маюсь на конференции?

– Это для твоего же блага – и потом я хочу пить. Ну, пока!

Я ошеломленно смотрю ему вслед. Здорово он обвел меня вокруг пальца.

Я вхожу. Оказывается, в этом здании находятся сразу несколько организаций. Дама за стойкой администратора еще не ушла, она отрывает нос от компьютера и делает мне знак идти до конца коридора. В зале есть еще с десяток свободных мест, как раз перед дверью, и я сажусь, стараясь оставаться незамеченной.

Вокруг исключительно женщины с лишним весом. Элиотт был прав, он оказался бы здесь белой вороной. На сцене сидят три девушки, а еще одна выступает, и я вижу, что каким-то непостижимым образом она полностью завладела вниманием аудитории.

– Ваше тело – это корабль, плывущий по реке жизни, берегите его, – говорит она. – И хотела бы еще добавить, что каким бы несовершенным оно ни было, уважайте его, любите его, и тогда вы увидите, какие в нем начнут происходить изменения.

О, пощадите… Это та самая чушь, которую я не хочу слушать.

– И так будет всю дорогу? – спрашивает у подруги женщина, сидящая на ряд впереди – она явно здесь за компанию.

– Мы только что пришли, давай послушаем, что будет дальше, – отвечает та.

Я улыбаюсь и переключаю внимание на выступление нашей проповедницы, которую мой отец назвал бы «горе-ораторшей».

Пока она произносит свои банальные фразы, словно из «Руководства по бодипозитиву для чайников», я осматриваюсь. Кондиционера в зале нет, и все выглядят вареными: потеют, обмахиваются веерами и цедят воду из термостаканов. Я внимательно рассматриваю всех этих женщин, с которыми не чувствую никакой связи и на которых тем не менее я, очевидно, должна походить. Некоторые прячутся в балахоны, в которых по-настоящему тонут. Другие наоборот: носят обтягивающие или короткие платья, полностью принимая и даже подчеркивая свои телеса. А есть и такие, как я: не знают, как устроиться на стуле, если половина ягодицы с него свисает, подыхают от жары, но носят более или менее длинные рукава и крепко прижимают к себе сумочки, чтобы спрятать живот.

Может быть, мне не удается почувствовать с ними родство, но мне очень хорошо знакомы эти ухищрения, практически одинаковые у всех женщин с лишним весом… Ком в горле мешает мне дышать.

– Любите себя! – торжественно скандирует ведущая. – Относитесь к своему телу так, как будто оно принадлежит дорогому для вас человеку, и не забывайте, что вы все – солнечные, красивые и яркие. Так любуйтесь собой и показывайте себя!

– Лапусик, ты поняла, что сказала эта дама? – шепчет женщина впереди своей спутнице. – Можешь занимать весь диван!

Ее спутница смеется, а мне хочется оглохнуть.

– Я всегда была толстой и долгое время думала, что моя жизнь не имеет смысла, – начинает исповедоваться одна из девушек на сцене. – Даже хотела покончить с собой.

Что угодно, только не это… Это невыносимо…

А она продолжает:

– Я не любила себя, и у меня было такое чувство, что я отовсюду выпадаю, стоило мне лечь, сесть, оказаться среди людей…

Я закрываю глаза – в них вскипают слезы. Они приходят внезапно, и их невозможно удержать. Я встаю, пока они не полились рекой, выхожу из зала и иду в туалет.

Закрывшись в кабинке, сажусь на унитаз, и меня накрывает гнев. Это невыносимо, и причина мне ясна: здесь, вместе с женщинами, у которых похожие трудности, я осознаю свою принадлежность к группе, членом которой не хочу быть. Я становлюсь человеком, который не соответствует норме, на которого смотрят, которого жалеют или презирают. Это группа толстых. Таких, как я.

Элен ошибалась: придя сюда, я не почувствовала себя менее одинокой – наоборот, еще сильнее осознала себя гадким утенком.

Сидя в спущенном до щиколоток комбинезоне, с мокрыми от слез щеками, я пытаюсь повернуть рулон туалетной бумаги в барабане, чтобы ухватить кончик, но ничего не получается. В раздражении я со всей силой бью кулаком по барабану:

– Черт, черт, черт!

И начинаю рыдать – от унижения, от жары, от ярости из-за того, что дошла до такой жизни и вынуждена приходить на подобные собрания. И вдруг кто-то просовывает мне под боковую перегородку пакетик бумажных салфеток.

– Не расстраивайтесь, со мной такое постоянно, – слышу я из-за перегородки женский голос. – Не знаю, кто придумал эти штуки, но ничего хуже я не встречала.

Сдержать удивленный вздох не получается. Заходя в туалет, я была убеждена, что, кроме меня, здесь никого нет.

– Спасибо…

– Вы не могли бы потом передать мне салфетки обратно? У меня тоже бумага застряла.

– О, я… Да, конечно…

Достаю одну салфетку, просовываю пакетик обратно и, вытерев слезы, выхожу одновременно со своей спасительницей.

Она примерно моя ровесница, белокурая, пышная, с длинными локонами и сияющей улыбкой. Настоящая красавица. И я говорю не только о лице: все в ней – от ее задорного взгляда до манеры одеваться – великолепно. У нее большой живот – гораздо больше, чем мой, роскошная грудь, мощные ляжки, но она не побоялась надеть бежевые полотняные брюки с завышенной талией, которые обтягивают бедра, и футболку с золотистым отливом из просвечивающего льна, которая не скрывает ее кружевной бюстгальтер. Образ дополняют малиновая помада, тибетские браслеты на запястьях, крупные серьги-кольца и длинное оригинальное колье, спускающееся на живот и