относятся к древнейшим эпохам, начиная с раннего палеолита, и во всяком случае ко времени, предшествующему возникновению вида homo sapiens[38]. Отчетливо выделяется в качестве древнейшей известной религиозной формы плюрализм верований, или первобытная полидоксия; правда, не представляется возможным обнаружить все элементы религии того времени, поскольку археологические источники не дают и не могут дать для этого основания, подобно тому, как невозможно установить, каким в действительности, а не по данным источников, был первобытный плюрализм. Можно только выдвигать в этой сфере ни к чему не обязывающие предположения. Например, на изначальность, возможно, более всего может претендовать магия, несправедливо противопоставляемая религии по тому принципу, что влияет на ход событий через оказание механического давления, в то время как в религии человек занимает позицию моления. Легко убедиться, что это противопоставление касается вторичного момента, в то время как сходство между двумя явлениями имеет принципиальный характер: магия так же, как и религия, основана на вере в сверхъестественную силу (то есть на придании соответствующих свойств определенным объектам); наравне с религией она использует эту силу для получения необходимых человеку результатов, что отвечает культовому аспекту религии. Различие между магией и религией, второстепенное по своей природе, состоит в том, что первая наделяет сверхъестественной силой самого совершающего обряд человека[39], в то время, как религия приписывает подобную силу внешним факторам. Отсюда в магии повеление исходит от самого человека, который в религии обращается с просьбой к внешнему фактору. Возникает вопрос, с чего человек начал свои эксперименты в сфере сверхъестественного — с себя или с внешних сил? Импульсы, берущие начало в «пожелательном мышлении», шли скорее по линии наименьшего сопротивления, обращаясь в сторону самого человека. Об этом свидетельствует широкое распространение магии у самых первобытных народов при слабом проявлении других элементов полидоксии, как это показал уже Фрэзер[40], а также распространенность на всех этапах развития религии магических практик, не чуждых даже высоким цивилизациям в форме пережитков и не менее красноречиво свидетельствующих о некой естественной склонности человека к приписыванию себе особой внутренней силы даже тогда, когда он отвергает концепцию сверхъестественного мира. Таким образом представляется возможным, что первобытный человек, вооруженный только опытом магических практик, обратился за помощью и к внешним сверхъестественным силам, на которые первоначально, по-видимому, сам оказывал воздействие средствами магического принуждения. Однако в исследовательской практике вопрос об изначальности магии не имеет значения. В качестве известного по источникам исходного пункта религии можно принять полидоксию, состоящую, скорее всего, из трех элементов, поскольку наряду с магией и верой в души мертвых нельзя обойти и древнейший «культ природы», так свойственный собирателям и охотникам. Очень древним элементом полидоксии, хотя и более поздним по отношению к тем элементам, следует считать культ демонов, или духов, отделенных (по модели души?) от конкретных предметов и явлений природы. Только в сфере цивилизации сформировался политеизм, а также монотеизм, генезису которых стоит посвятить особое внимание. Но пока рассмотрим основополагающую проблему функции религии.

Под функцией религии мы понимаем, конечно же, не ее роль в процессе организации общества, в смысле его интеграции или дезинтеграции, что является отдельным вопросом[41], а выполнение ею определенной задачи в сфере общения, или поддержания отношений, между человеком и сверхъестественным миром, а также в сфере использования этих отношений для человеческих целей. Эти отношения, а вернее, их использование, выражаются в трех формах, две первые из которых имеют характер двустороннего договора, основанного на принципе: do ut des («даю, чтобы ты дал»), с тем только, что чаще всего это договор неравных партнеров, поскольку человек выступает в роли просителя, а его партнер призывается к исполнению просьбы, причем выполнение человеком своего обязательства может произойти до осуществления его просьбы либо сразу же после ее осуществления. Помощь привлеченной сверхъестественной силы может также быть обращена против иных сверхъестественных сил, враждебных человеку. Обе эти формы различаются между собой предметом договора, который в одном случае касается земных дел, а в другом — загробной жизни. Третью форму отличает «бескорыстная» позиция человека, который находит полное удовлетворение в общении со сверхъестественным партнером, в его созерцании или в обращении к нему разнообразных чувств. Эти три формы соответствуют различным этапам религиозных понятий: третья из них, хотя и требует возвышения над уровнем эгоистических потребностей и свойственна скорее высшему уровню интеллектуальной подготовки, сопутствует в зачаточном виде уже двум первым формам и даже иногда приобретает в них большее значение.

В первой функции сверхъестественный фактор опекает все земные дела человека. Это древнейшая[42] и наиважнейшая функция, относящаяся к самому бытию человека; она также является всеобщей в религии и изначальной (если исключить сопутствующие рудименты третьей функции). Ее значение возрастает по мере продвижения назад, ко все более низкому уровню производительных сил, когда разочарованный своим бессилием человек выбирал наиболее радикальный способ воздействия на сопротивлявшуюся природу, включая в борьбу с ней сверхъестественные силы. Добывание средств для выживания, защита собственного здоровья и жизни, обеспечение себя потомством, личный и групповой успех и подобные земные цели представляли исключительный предмет религиозных интересов у дописьменных народов. Такой набор целей религии отмечает этнография и подтверждают современные наблюдения. Так, религиозные обряды банту направлены на обеспечение воспроизводства общества и поддержание уровня сельскохозяйственного производства. Подобных благодеяний ждут также от Бога, заимствованного у христианских миссионеров; учение о вечном спасении не стало их убеждением[43]. Но и у цивилизованных народов религия сохраняет на протяжении всей своей истории земные цели; человек продолжает молиться о защите «от ветра, голода, огня и войны», и хотя третья функция проявляется все сильней, преобладает утилитарная земная цель, в чем может убедить, например, чтение так называемых псалмов Давида, воспевающих отношение между Богом и человеком и пользующихся особенной популярностью и в христианском мире. Псалмопевцы почитают Бога, воспевают ему хвалу, в частности за то, что он делает для человека, хвалят мужа, который над Законом Божьим «размышляет денно и нощно» (псалом 1), но все же обращаются к нуждам земным, вверяя их опеке Божьей или выражая благодарность за эту опеку. Эти нужды становятся в значительной степени главной темой этих произведений, как это представлено в 90 псалме:

«Живущий под кровом Всевышнего под сенью Всемогущего покоится.

Говорит Господу: „прибежище мое и зашита моя, Бог мой, на Которого я уповаю!“

Он избавит тебя от сети ловца, от гибельной язвы.

Перьями Своими осенит тебя, и под крыльями Его будешь безопасен; щит и ограждение — истина Его»[44].

Подобное покровительство предоставляет божество своему верному народу, как поется,