— Вау, — я наклонилась ближе. — Что о нем известно?

— Одиночка. Никогда не был женат. Выглядит безобидно, как Санта-Клаус из торгового центра. Выиграл «Учитель года» десяток лет назад.

— Это интересно, — я обдумала полученную информацию. — Хотела бы я знать, почему он только сейчас нацелился на ученика из Беверли. Обычно первой жертвой становится тот, кто в легкой доступности.

— Убийцы — это по твоей части, — пожала она плечами. — Меня вполне устраивает оставаться на светлой стороне наедине с жаждущими оргазма домохозяйками.

— Кстати говоря… — я взглянула на часы. — У меня консультация через сорок пять минут, так что мне нужно заканчивать.

— Ага, мне все равно нужно забежать в химчистку, — она приподняла руку, привлекая внимание официанта, который выудил книжечку со счетом из кармана фартука и положил на стол.

— Я заплачу, — я потянулась за счетом. — Спасибо за сеанс терапии.

Положив несколько банкнот на стол, я сделала глоток воды напоследок и встала. Мне следовало поторопиться. Тяготевшая к убийству женщина, вероятно, уже сидела в приемной, в ожидании постукивая четырехдюймовыми шпильками.

— Знаете, большинство убийц начинают с близкого родственника или друга.

Этот факт был озвучен Лилой Грант, одетой в ярко-желтое платье и белый кардиган, дизайнерская сумочка которой была зажата между бирюзовыми туфлями на каблуках. Первые тридцать минут нашей консультации она жаловалась на мужа, с энтузиазмом болтала о добавлении ассортимента салатов в меню загородного клуба и показывала фото двух вариантов шезлонгов для веранды. Когда мы сделали мучительный выбор в пользу бело-зеленого бамбукового шезлонга, мы наконец-то добрались до причины ее визитов ко мне: насильственных фантазий о сестре мужа.

— Да, я знаю об этой статистике, — я на рисовала маленькую линию розочек вдоль верха страницы блокнота и мысленно сделала заметку заказать венок на похороны Джона и Брук.

— Проблема в том, что она так близко живет. Он захочет встретить Рождество у нее дома, а что я могу сказать? У меня нет хорошего оправдания. Дом Сары больше нашего, ее дети не видели его несколько месяцев, и она делает какой-то лимонный пирог, о котором он вечно не затыкается. Я имею в виду, это лимонный пирог. Насколько потрясающим он должен быть?

— Я не люблю пироги, — пожала плечами я.

— Ну, пирог — это пирог. Я сказала ему об этом, а он обиделся. Я испекла сотню пирогов, и он никогда не восторгался ни одним из них, скажу я вам. Это я должна обижаться. Честно сказать, Гвен, не думаю, что смогу усидеть за ее столом, следя за тем, как она заявляется с десертом, и не сорваться. Вы понимаете, сколько ножей будет на том столе? — она обеспокоенно втянула щеки, отчего ее накачанные губы еще сильнее раздулись. Ее лоб, вопреки всем законам природы, остался идеально гладким.

— Вы не пырнете ее ножом, — сухо сказала я.

— Думаю, я это и сделаю. Вы не знаете, сколько раз я рисовала эту картину у себя в голове, — ее лицо озаряло почти мечтательное спокойствие, пока она прокручивала в мыслях кровопролитие. Она распахнула глаза. — Разве вы не можете дать мне справку? Что-нибудь, что избавит меня от этого?

— До Рождества два месяца, — заметила я. — Давайте разбираться с проблемами постепенно, — я перевела разговор в другое русло. — Я бы хотела, чтобы вы рассказали мне о Саре что-то хорошее.

— Что вы имеете в виду?

— Поделитесь чем-то, что вам в ней нравится. Какой-то чертой, искупающей недостатки.

Она посмотрела на меня как на сумасшедшую. Я терпеливо ждала, сложив руки на блокноте. Лила не была убийцей, хоть ей однозначно этого хотелось. Ей было скучно, она смотрела слишком много документальных фильмов о женщинах-убийцах по телевизору и ненавидела сестру мужа. Кто из нас не ненавидел хоть кого-нибудь? У меня был список по меньшей мере из трех людей, без которых я предпочла бы обойтись. Схватила бы я нож для индейки и воткнула его в чью-то шею? Нет. Но Лила бы тоже этого не сделала. Лиле просто нравилось казаться интересной, и мысль о том, что у нее была секретная и глубинная тяга к убийству, являлась фантазией, которую она лелеяла с маниакальным упорством.

— Я дам вам домашнее задание, — я взяла ручку. — К консультации на следующей неделе придумайте три вещи, которые вам нравятся или восхищают в Саре, — я подняла руку, останавливая возражения. — Не говорите, что не сможете придумать три вещи. Сделайте домашнее задание или отложите нашу следующую встречу до тех пор, пока не придумаете.

Она скривила губы, накрашенные арбузного цвета помадой. Я ободряюще улыбнулась и встала.

— Думаю, мы сегодня хорошо продвинулись.

Она наклонилась и взялась за ручки брендовой сумки.

— Мне не нравится это домашнее задание.

Я подавила смех, а потом подбросила эмоциональный костыль:

— Если мы собираемся сдерживать ваши импульсы, нам нужно натренировать ваш мозг смотреть на Сару по-другому. Поверьте мне, это важно для вашего лечения, — И вашего брака, молча добавила я.

— Ладно, — она со вздохом встала. — Спасибо, док.

— Конечно, — я встала и проглотила новый, не знакомый мне прилив неуверенности, разливающийся в груди. Я ошиблась, думая, что Брук Эбботт была в безопасности со своим мужем.

Может, я промахнулась и с Лилой Грант?

Я стояла среди моря незнакомцев в черных костюмах и слушала, как все говорили о Джоне так, словно он был святым.

— Был канун Рождества, и он пришел в аптеку только ради меня. Кто-то украл мою сумку в тренажерном зале, и мне нужны были лекарства для сердца… — пожилая женщина приложила руку к большой груди, прямо возле золотой броши в виде бабочки.

О, благословенны Джон и его спасительные сердечные препараты. Честно, больше всего нужно переживать за самых милых людей. Эда Гейна, убийцу, прославившегося тем, что создавал костюмы из кожи женщин, описывали как самого приятного человека в городе. Доктор Гарольд Шипман, убивший две сотни пациентов, наносил домашние визиты и был очень мягким и обходительным. Частью игры для многих убийц является иллюзия невинности, укрытие монстра, успешный обман, доказывающий, что они умнее, а значит, выше других.

— В дождливые дни Джон приносил мне газету. Говорил, что беспокоился, что я буду идти по дорожке без трости… — приглушенным голосом говорил молодой мужчина со скобами на ногах, и я обошла группу, направляясь к столу с кофе.

— Их любовь было видно со стороны. Знаете, в этом году они отпраздновали бы пятнадцатую годовщину… — еще одно тесное скопление скорбящих, на этот раз возглавляемое женщиной с короткими волосами ярко-пурпурного цвета.

Конечно, пятнадцать лет он придирчиво за ней наблюдал. Ревновал из-за безобидных разговоров и дружеских связей. За год мне едва ли удалось понять, откуда взялись неуверенность Джона и его стремление к контролю, но они, похоже, крутились вокруг поведения Брук.