Александра осторожно двигалась в танце, стараясь послучайности не отдавить ему ноги. У него были широкие плечи и поджарое,жилистое тело. И пахло от него очень хорошо, каким-то дорогущим парфюмом.

Приятный мужик — с юмором, сдержанный и симпатичный, хотясразу его и не разглядишь. Надо будет познакомить его с Андреем, и можнодружить. Вика удавится от злости.

Улыбнувшись, Александра кинула взгляд в сторону Вики иобнаружила Андрея. Он стоял в дверях, высоченный и красивый, ее драгоценный,любимый, талантливый муж.

— Прошу прощения, — быстро сказала она Филиппу, — приехалАндрей, мой муж. Мне хотелось бы познакомить его с вами. Вы не возражаете?

— Ничуть, — ответил Филипп галантно, и Александра началапробираться к Андрею.

— Я тебя заждалась, — сказала она со счастливой улыбкой,добравшись наконец до мужа, и быстро потерлась щекой о его пиджак. —Познакомьтесь. Филипп Бовэ, журналист из Франции. Андрей Победоносцев, тожежурналист. Андрей у нас знаменитость. — Это было сказано с величайшейгордостью, заметил Филипп. Она сияла, как начищенный песком самовар изколлекции Филипповой бабушки. И Филиппу это не понравилось.

— Дела задержали, — как бы извиняясь, бросил Андрей ипротянул Филиппу руку.

У него был красивый низкий голос, очевидно очень подходившийдля телевизионного журналиста, и представительная внешность. Вдвоем сАлександрой они смотрелись до неприличия хорошо — высоченные, спортивные,улыбающиеся ровными дружелюбными улыбками.

— Андрюша! — воскликнула Вика, оказавшись рядом. — Чтотакое? Почему ты опоздал? Александра познакомила тебя с господином Бовэ?

Она подставила щеку для поцелуя, и Андрей аккуратно, но снекоторой неловкостью, как показалось Филиппу, ее поцеловал.

Они заговорили о каком-то совещании, на котором сегодняутром объявили то ли о сокращении, то ли о перестройке в редакции политическоговещания, и Филипп сделал шаг назад.

Александра Потапова кивнула ему и улыбнулась. Он улыбнулся вответ.

Через десять минут он уедет, и кончится это идиотскоевремяпрепровождение. У него куча неотложных дел, ведь только кажется, что годэто долго. Год пролетит, как один день. Кроме того, недели через четыре емупридется слетать в Париж, значит, к этому времени нужно подогнать все здешниедела. Он уже месяц в Москве, а не сделано и сотой доли того, что онзапланировал. «Что поделаешь, Россия!.. — посетовал как-то его приятель. —Здесь пока раскачаются, жизнь пройдет». Но ждать, пока пройдет жизнь, Филиппуне хотелось.

Он давно потерял из виду Александру. Должно быть, она ужеуехала.

В углу со стоном целовались, в кресле какая-то парочкасамозабвенно тискала друг друга. Филиппу припомнилась собственная молодость,Сорбонна, дешевые обшарпанные квартирки, в которых так весело было когда-топить пиво и щупать тощих обкуренных девчонок, чувствуя себя хозяином вселенной.

Он направился к выходу, вспоминая, где оставил куртку — навешалке или в машине. Пожалуй, в машине, но посмотреть на вешалке все жестоило, чтобы потом — спаси и помилуй, Пречистая Дева, — не пришлосьвозвращаться обратно.

Филипп подошел к вешалке, высматривая куртку. Вроде бы невидно. Приподнимая полы чужой одежды, Филипп продолжил изыскательские работы вовтором ряду.

На кухне — совсем рядом — разговаривали. Сначала тихо, потомвсе громче и громче. Филипп вылез из вороха одежды и прислушался. Он слушалдовольно долго, затем шагнул в полную темноту, к входной двери. Мимо негопронеслась Вика с красным и злым лицом.

Филипп осторожно, стараясь не щелкнуть замком, открыл дверьи стал спускаться вниз по лестнице. Ему нужно было подумать, а думать в лифтахон не умел.

То, что он услышал, очень ему не понравилось…

— Сашка, где материал о визите первой леди в питерскийхоспис?

Вася Куренной, сменный редактор, выскочил на лестницу, гдекурили корреспонденты, и с размаху чуть не налетел на урну. Вид у него былбезумный, глаза метали молнии… Ну прямо Зевс, или Прометей-громовержец, или ктотам еще?..

— Сдала на эфир, — не поворачиваясь, ответила Александра —такие сцены повторялись каждый день, и все к ним давно привыкли. — А что?

— А то, что в аппаратной нет пленки, а через двадцать минутэфир! — Вася рванулся обратно в комнату, где сидели выпускающие, на ходувзывая: «Вова! Вова!»

Вовой звали ассистента режиссера, отвечающего за сборматериала на эфире.

Александра прислушалась к Васиным воплям, доносившимся ужеиз редакторской, и потушила сигарету.

— Пойду поищу кассету. Вдруг правда Вовка ее куда-тозасунул, — сказала она своей лучшей подруге Ладе Ильиной. Лада делала репортажио культурной жизни столицы и отличалась необыкновенной красоты бюстом, а такжеумением никогда не перетруждаться. Она всем нравилась, потому что быламиролюбива и незлопамятна.

— Да брось ты, — волнующим низким голосом проговорила Лада.— Ну куда они могли ее засунуть? В унитаз спустить? Вовка мимо нас в сортирвроде не проходил, мы бы заметили…

Такой у нее был юмор.

— Покури-ка лучше со мной. — Лада чиркнула спичкой озолоченый коробок, прихваченный вчера в ресторане. — Мне одной скучно. Как твойПобедоносцев? Ему правда дают собственный эфир и делают руководителемпрограммы?

— Истинная правда, — с удовольствием подтвердила Александра.

Успехи мужа радовали и волновали ее, позволяли надеяться накакую-то новую, небывалой красоты жизнь. Давно ли они были нищими, голодными корреспондентами,рыскающими по Москве в поисках сенсаций? Давно ли Андрюша Победоносцев, ничегоне умеющий, средненький журналист из Набережных Челнов, приехал покорятьстолицу и был готов работать кем угодно, жить где угодно, есть раз в два дня,но только бы в Москве?

Они поженились, еще ничего не зная о своем будущем, и онстал стремительно набирать обороты, догоняя и перегоняя давно устроенныхрафинированных московских мальчиков из «Взгляда» и разных прочих программ,возникших из неожиданно свалившейся на журналистов гласности.

— Ты к нему в штат пойдешь или у нас останешься? — спросилаЛада, вытаскивая Александру из ее грез о муже.

— Не знаю, Лад, — сказала Александра. — Вроде с ним лучше,он платить будет хорошо, ты ж понимаешь… А с другой стороны, это конец света, смужем вместе работать…

— Да уж, — подтвердила Лада, имевшая в любовниках всехначальников по очереди. — Как только они понимают, что могут тобой командоватьеще и на работе, — все, ты пропала. Лучше сразу увольняться.