– О, вижу, это мой паспорт! – продолжала она, взглянув на бумаги, разложенные на столе перед Зарией. – В некотором смысле мне жаль, что я не смогу поехать. Мне хотелось бы взгля­нуть на Корнелиуса Вирдона. Судя по всему, он очень интересный мужчина.

– Я думала, он человек в возрасте, – удиви­лась Зария.

– Старикан? Как бы не так! Вы что, газет не читаете?

Она снова взглянула на Зарию и быстро по­правилась:

– Ну, разумеется, такими газетами вы не увлекаетесь. В прошлом году, когда он раско­пал замок в Перу, его имя появлялось на пер­вых полосах. Я следила за ходом раскопок, по­тому что в то время работала на сэра Мортиме­ра Гривза, а он был знаком с мистером Вирдоном и часто говорил о нем. После этого я, если можно так выразиться, не упускала его из виду. Разумеется, когда я узна­ла, что мне предстоит путешествовать вместе с ним, я была страшно взволнована.

Дорис Браун рассмеялась.

– Но вот чем все кончилось! Я никогда осо­бенно не увлекалась археологией. Случайно за­нялась этой работой, когда мне было восемнад­цать. Профессору Джонсону нужна была по­мощница, а мой отец был тогда хранителем музея в Ливерпуле. Можно сказать, я выросла в соответствующей атмосфере.

– Неужели вас не заинтересовала археоло­гия? – удивилась Зария.

– Она всегда казалась мне слишком скуч­ной, – улыбнулась Дорис Браун. – Сказать по правде, мои познания в арабском весьма ограниченны. Так что, если бы не Тед, я бы очень нервничала перед встречей с вами.

Она снова засмеялась и, натянув на одну руку перчатку, заспешила к двери.

– Пока! Поезжайте вместо меня на встречу с Корнелиусом Вирдоном. Это пойдет вам на пользу. Судя по вашему виду, вам надо разве­яться…

Она резко замолчала и приложила палец к гу­бам.

– Простите, мне не надо было так говорить. Надеюсь, вы не обиделись. Я всегда говорю первое, что приходит в голову.

– Нет, нет, я не обиделась, – спокойно отве­тила Зария.

Дверь за Дорис закрылась, и Зария опусти­лась в кресло. Что за глупости болтала эта деви­ца? Разумеется, она не собирается занимать ее место и становиться секретаршей Корнелиуса Вирдона!

Но вдруг эта мысль захватила ее, и она с ми­нуту растерянно смотрела на паспорт в своей руке.

А почему бы ей не поехать? Она действи­тельно разбирается в археологии. И пусть она долго не практиковалась, но говорит по-араб­ски.

Некоторое время она никак не могла собрать­ся с мыслями и продумать детали. Но потом на­меченное путешествие предстало перед ней с удивительной ясностью. Все было так просто осуществить. Единственное, что от нее требовались, – это следовать инструкциям, остав­ленным для Дорис Браун.

Перед ней лежали билеты, деньги и рекомен­дательное письмо. Ей не понадобится объяс­нять, кто она такая. Не надо представлять себя в качестве владелицы яхты. Надо просто занять место Дорис Браун, которая отправляется в Йоркшир знакомиться с родителями жениха.

Нет, нет, это какое-то сумасшествие! Разве она сможет так поступить? А почему бы и нет? И, если на то пошло, что еще ей остается де­лать?

Зария окинула взглядом номер. Он не то что­бы не нравился ей, но вызывал у нее страх своей роскошью, резко отличаясь от привычной ей обстановки.

Будь она чуть меньше испугана, она поверну­ла бы назад уже в тот момент, когда такси остановилось у входа в отель. Швейцар в роскошной униформе отворил перед ней дверь и про­вел к столику администратора. Не успела она опомниться, как оказалась в небольшом номе­ре, который забронировали для нее поверен­ные – гостиная, спальня и ванная комната. Не слишком претенциозный номер, но Зарии он показался вершиной незнакомой ей роскоши.

Она заказала обед в номер, потому что слиш­ком боялась спускаться вниз, в ресторан. Не зная, какие блюда выбрать, она отчаянно уце­пилась за яичницу с ветчиной, но официант убедил ее остановиться на омлете и слегка под­жаренном бифштексе. Девушка была так напу­гана, что не спорила с ним, хотя цены, которые были указаны в меню, чуть не повергли ее в об­морочное состояние.

Когда принесли обед, ей так захотелось сразу же все съесть, что она заставила себя посчитать до двадцати, шагая взад-вперед по комнате, и только потом села за стол. Она старалась есть не торопясь, выдерживая паузу между каждым глотком, но тем не менее в считанные мгнове­ния от омлета ничего не осталось. Правда, по­том она с ужасом поняла, что не в силах присту­пить к бифштексу. Ей казалось, что она пода­вится, если съест хоть кусочек, и, ничего не поделаешь, бифштекс унесли нетронутым.

«Надо сохранять благоразумие, – сказала се­бе Зария. – Я прекрасно знаю, что со мной. Я не настолько глупа, чтобы не понимать. Недо­едание! Мне необходимо молоко и пища в не­большом количестве с непродолжительными перерывами. И я могу это себе позволить. Ве­ликий Боже, дай мне не забыть о том, что я дей­ствительно могу это себе позволить!»

И тут же она вспомнила, что может позволить себе и многое другое – костюм, как у Дорис Браун, даже лучше, туфли на высоком каблуке, шелковое белье. Но мысль эта вызвала у нее только отчаяние: все бесполезно. Она не знает, с чего начать, куда пойти, что покупать. Когда она в последний раз покупала платье? В Инвернессе? Во всяком случае, это было много лет назад. Большей частью она перевязывала для себя старые джемпера отца и пыталась шить. Один раз ей даже удалось сшить себе юбку из его старого твидового костюма.

Отец не позволял ей тратить на себя ни еди­ного пенни. У него это превратилось в манию.

Однажды, год назад, она предприняла попыт­ку убежать от него, чтобы найти работу и таким образом вырваться из этого ужасного темного дома среди лугов. Он догнал ее, когда она почти уже добралась до шоссе, и избил так, что она некоторое время была на волосок от смерти.

«Ты будешь жить здесь и работать, – кричал он. – Если ты думаешь, что я позволю тебе ша­таться по округе, то ты сильно ошибаешься. Я хочу, чтобы ты работала, и добьюсь этого. Не­медленно приступай к этим рукописям».

Она никогда больше не осмеливалась повто­рять свою попытку, даже когда он уезжал из до­ма и оставлял ее одну с Сарой. Это была старая женщина, которая работала у ее родителей с тех пор, как они поженились. Она была очень ста­ра, глуха и неразговорчива, ее мучил артрит, и она очень боялась, что профессор выгонит ее и ей некуда будет деваться.

«Работай. Ты же знаешь, он очень сердится, что рукопись еще не окончена», – обычно вы­говаривала она, когда Зария на мгновение под­нимала гудящую голову и слезящиеся глаза от древних папирусов или надписей с тысячелет­них камней, которые она пыталась расшифро­вать.

Временами голова у нее раскалывалась от бо­ли, однако она продолжала работать. Она была слишком утомлена, чтобы протестовать, слиш­ком слаба от недоедания, чтобы уклоняться от ударов отца.

«Что же мне делать?» – спрашивала себя сей­час Зария, и этот вопрос казался ей непосильно трудным.