Пациент открыл глаза, посмотрел на доктора Кочеткова мутным взглядом, облизнул сухие губы и тихо спросил:

— Где я?

— В боль… нице, — вытаращив глаза от ужаса, сдавленно проговорил Андрей Сергеевич.

Пациент, продолжая держать Кочеткова за горло, повернул голову и огляделся. Взгляд его слегка прояснился, он снова посмотрел на доктора, скользнул взглядом по его белому халату.

— Вы доктор?

— Да…

Пальцы разжались, Андрей Сергеевич резко отпрянул и рухнул на стул.

— Вы с ума сошли! — прохрипел он и закашлялся, скривился от боли.

Пациент посмотрел на него странными желтоватыми глазами и тихо спросил:

— Как я здесь очутился?

— Вас доставили сюда с двумя пулевыми ранениями.

— Пулевыми?.. Куда меня ранило?

Доктор, несмотря на боль, не удержался от усмешки:

— Вопрос по существу. Пули вошли вам сюда… — Андрей Сергеич показал пальцем на свое сердце. — …И сюда. — Он ткнул пальцем себе в висок.

— Но я жив, — пробормотал пациент так, словно не был в этом уверен.

— Как ни странно, да.

Пациент закрыл свои золотисто-карие, мерцающие глаза. На лице доктора отобразилась тревога, он даже привстал со стула от волнения, но пациент снова разомкнул веки, посмотрел на Кочеткова и спросил:

— Сколько я уже здесь?

— Дольше, чем вы можете себе представить.

— Сколько? — повторил свой вопрос пациент, и на этот раз голос его прозвучал так резко, твердо и холодно, что Кочетков вздрогнул.

Нахмурившись, Андрей Сергеич ответил:

— Чуть больше месяца.

— Месяц, — повторил пациент и вдруг выгнулся дугой, побагровел и зашипел от боли.

— Что с вами? — быстро спросил доктор.

— Голова… раскалывается…

Кочетков схватил со столика шприц и ампулу, но пациент вцепился пальцами ему в руку, сжал ее и проговорил:

— Не надо…

— Это поможет одолеть боль, — пояснил доктор. — Я хочу вам помочь.

Пациент покачал головой, сжал зубы и несколько секунд лежал неподвижно. Потом расслабился, вновь взглянул на доктора и хрипло проговорил:

— Как это случилось?.. Кто в меня стрелял?

— Вас подстрелили на улице, — ответил Андрей Сергеевич, откладывая шприц. — Больше я ничего не знаю.

Несколько секунд парень лежал молча, затем вновь разлепил сухие губы и пробормотал:

— Я хочу отдохнуть.

— Да. Конечно. Разумеется. — Кочетков покосился на дверь, затем наморщил лоб и, чуть понизив голос, доверительно сообщил: — Полицейские просили известить их, когда вы придете в себя. Думаю, они сегодня же попытаются вас допросить.

Пациент молчал.

— Ну, ладно. — Доктор Кочетков поднялся со стула. — Отдыхайте, а я вас скоро навещу.

Уже у двери доктор вдруг остановился.

— Ах да, — сказал он, оборачиваясь. — Если захотите…

Он осекся. Пациент стоял на ногах, держась за спинку кровати. Доктор Кочетков вскинул брови:

— Что вы делаете?

— Собираюсь уйти, — ответил тот глухим, но твердым голосом.

— Но как же…

Парень оттолкнулся рукой от спинки кровати, подошел к Кочеткову и, глядя ему в глаза, холодно произнес:

— Снимайте халат, доктор.

— Что?

— Мне нужна ваша одежда.

— Но…

Глаза парня замерцали лютым, будто у зверя, огоньком, и Кочеткова от этого взгляда взяла оторопь.

— Сделайте это, док, — хрипло проговорил пациент. — Иначе мне придется раздеть вас самому, а это вам вряд ли понравится.

Неизвестно, что больше подействовало на Андрея Сергеевича — странный ли тон, каким были произнесены эти слова, или не менее странный взгляд, а может — и то и другое, — но доктор неожиданно смирился и сказал:

— Хорошо. Я сделаю, как вы просите. Но как только вы уйдете, я позвоню в полицию.

— Это ваше право, — холодно произнес пациент.

Редкие тусклые фонари не могли разогнать тьму, и парк был погружен в холодный, промозглый полумрак. Егор медленно прошел мимо стоек с рекламными щитами, на которых красовались одухотворенные лица артистов.

БОРИС ГРЕБЕНЩИКОВ — «БУДДА ХОДИТ ПО АРБАТУ».

ГАРИК СУКАЧЕВ — «СВОБОДУ АНЖЕЛЕ ДЭВИС!»

ГРУППА «ОКЕАН ЭЛЬЗЫ» — «Я НА НЭБi БУВ!»

Лица и имена артистов были Волчку знакомы, но он никак не мог восстановить в памяти связанные с этими лицами и именами воспоминания. Перед глазами мелькали какие-то смутные образы, строчки из песен, но едва он пытался сконцентрироваться на них, как слова тут же ускользали.

Заметив скамейку, он проковылял к ней. Его слегка мутило, а в голове стучал колокол. Сев на скамейку, он перевел дух и хотел уже подняться, чтобы идти дальше, но новый приступ боли пронзил его мозг, перед глазами заполыхали огненные протуберанцы, и Егор, понимая, что вот-вот рухнет на асфальт аллеи, вынужден был прилечь на скамейку.

Неизвестно, сколько времени он так пролежал. В голове дьявольской каруселью кружились строчки из песен:

Так сделай мне ангела,

и я покажу тебе твердь,

Покажи мне счастливых людей,

и я покажу тебе смерть.

І я відчуваю, як падаю в нэбо,

як падаю в нэбо, і краю нэма…

А небо становится ближе —

так близко, что больно глазам,

и каждый умрет той смертью,

которую придумает сам…

Его снова замутило. Он зажал уши ладонями. Песни смолкли, и боль стала тупее. Наконец боль слегка отступила, и Егор, расслабившись, погрузился в некое подобие мучительной дремы.

Из забытья его вывели человеческие голоса, и голоса эти приближались. Егор разлепил веки и увидел три приближающиеся фигуры. Впереди шел парень в белой куртке. За ним — светловолосая девушка и еще один парень в черном толстом шерстяном свитере.

— Маза фака! — воскликнул парень в белой куртке, остановившись перед скамейкой. — Тут кто-то дрыхнет!

Парни заслонили собой девушку и вгляделись в фигуру Волчка.

— Эй, мужик! — окликнул его парень в белой куртке. — Ты кто?

Егор разжал сведенные судорогой зубы и хрипло проговорил:

— Человек.

Парень ухмыльнулся:

— Сомневаюсь! Слышь ты, хрен с горы, валил бы ты отсюда. Здесь тебе не лежбище.

Егор не ответил. Новый приступ боли помутил его сознание, и на мгновение ему показалось, что он взмыл в воздух и уносится в ночную мглу.