Если вывод о том, что мы должны попытаться победить старение, кажется странным, я думаю, что это в значительной степени связано с нашим понятным смирением и знанием того, как обстоят дела. Мы буквально получаем целую жизнь, чтобы смириться со старением, и то, где мы чаще всего представляем себе большую продолжительность жизни, – это антиутопическая научная фантастика. Наша привычка к существующему положению вещей ослепляет нас, и мы не видим того, насколько сильны аргументы в пользу лечения старения – так же сильны, как были бы аргументы против его создания, если бы оно еще не существовало.

Моральные аргументы в пользу лечения старения подкрепляет семейство состояний, известных как прогерии[2], название которых происходит от греческого выражения, которое значит «преждевременно состариться». Больные испытывают симптомы старения в более раннем возрасте: пациенты превращаются в стариков намного раньше своего времени. Истончение кожи и седые волосы проявляются уже в детстве в самых тяжелых формах. У людей, родившихся с прогерией Гетчинсона – Гилфорда, ожидаемая продолжительность жизни составляет всего 13 лет. И обычно они умирают от сердечной недостаточности – проблемы, которая в ином случае неслыханна для подростков. Другое родственное заболевание, синдром Вернера, приводит к тому, что катаракта и остеопороз развиваются в возрасте от двадцати до тридцати лет, прежде чем пациенты умирают от сердечного приступа или рака в среднем в возрасте 54 лет. Эти условия, возможно, лучший аргумент для того, чтобы называть старение болезнью и относиться к нему как к недугу. Если этот набор проблем называется болезнью, когда они появляются рано, то чем ситуация отличается, когда это происходит в «нормальное» время?

Я хочу убедить вас, что мы должны бесстыдно стремиться лечить старение. Я говорю «лечить» не потому, что уверенно считаю, что это произойдет скоро или сразу, а потому, что стремлюсь сделать общепринятой идею, которая на первый взгляд может показаться шокирующей. Первые методы лечения старения немного улучшат здоровье и, возможно, продлят жизнь, и это отлично. Но мы не должны останавливаться на достигнутом – то, к чему нужно стремиться, – это пренебрежимое старение: риск смерти, инвалидности, слабости и болезни, который не зависит от того, как давно вы родились. Паспортный возраст больше не будет определяющим числом, по которому мы живем, – мы как индивидуумы и цивилизация будем нестареющими. Вот как выглядело бы настоящее лекарство от старости, и это то, к чему мы можем и должны стремиться как вид.

Вылечить старение не значит жить вечно, но это существенно облегчит страдания. Продолжительность жизни увеличится как побочный эффект, точно так же, как если бы мы вылечили рак, диабет или ВИЧ, ведь ни к чему из этого мы не стыдимся стремиться. Если бы мы полностью излечили старение, риск смерти оставался бы постоянным независимо от хронологического возраста, как у галапагосской черепахи. Вы все еще можете умереть от инфекции или в дорожно-транспортном происшествии, так что бессмертие еще не станет возможным (хотя, надеюсь, более длительная продолжительность жизни приведет к более активному снижению смертности от этих предотвратимых причин). Лекарство от старости изменило бы то, что значит быть человеком, но в то же время это просто естественное расширение целей современной медицины.

Жить сегодня чрезвычайно захватывающе. Удаление старых и стареющих клеток, о которых мы только что кратко упомянули, менее чем за десять лет превратилось из лабораторного эксперимента в совершенно новую парадигму лечения. Есть много других идей, замедляющих старение лабораторных животных, и их вскоре может ждать та же судьба. Большинство из вас, читающих эту книгу, должны прожить достаточно долго, чтобы принять первое настоящее омолаживающее лекарство, каким бы оно ни оказалось.

На карту поставлены буквально миллиарды жизней. И эта наука может спасти их.

Перенеситесь мысленно на 25 000 лет назад. Сейчас поздний теплый весенний день в том месте, которое мы теперь называем Южной Францией, и вы собираете дрова недалеко от своего лагеря. Мужчины охотятся, бегают с копьями и ищут дичь, например оленей и бизонов. Вы и ваши собратья-кочевники очень похожи на современных людей, но жизнь совсем другая – не в последнюю очередь из-за того, что существует вездесущий риск, что она внезапно оборвется.

В свои 28 лет вы неплохо справляетесь для доисторической женщины. Опасность подстерегает везде. Крошечная царапина может заразить и убить; вас может настигнуть внезапная смерть при нападении животного или несчастном случае; или другие доисторические люди, голодные и отчаявшиеся, могут убить вас в бою. Но самое трагичное, что из пяти детей, которых вы родили, двое умерли: один вскоре после рождения от того, что мы теперь понимаем как серьезную лихорадку, а другого в возрасте трех лет вы похоронили всего месяц назад. В доисторическую эпоху жить было опасно, и смерть, кажется, поражала наугад, часто без очевидной причины. Тогда не было понимания микробов или пороков развития – возможно, вы обвиняете капризных мстительных богов или духов в попытке понять все это.

Нам трудно точно определить, как долго жили люди в то время, не в последнюю очередь потому, что доисторический период определяется как эпоха, предшествующая развитию письменности. Не было ни свидетельств о рождении, ни страховых компаний, составлявших подробные таблицы смертности. Однако исследования костей в нескольких археологических памятниках и изучение современных обществ охотников и собирателей дают нам некоторое представление об этом – и оно одновременно лучше и хуже, чем вы могли бы ожидать.

Во-первых, плохая новость: ожидаемая продолжительность жизни была низкой, вероятно, где-то между 30 и 35 годами. Статистически говоря, многие в возрасте моих читателей уже были бы мертвы. Однако ожидаемая продолжительность жизни – это число, которое может скрывать столько же, сколько и раскрывать. Это связано с тем, что оно усреднено и сопровождается всеми сопутствующими статистическими ловушками. Главной причиной того, что она была столь низкой в доисторические времена, был ужасающий уровень младенческой и детской смертности. Инфекции в первые годы жизни поражали многих, очень многих младенцев и детей. Вероятно, у вас было всего 60 % шансов дожить до 15 лет – это едва ли лучше, чем подбросить монетку. Огромное количество смертей в молодом возрасте значительно снижает средний возраст смерти.

Однако если выпал орел и вы дожили до позднего подросткового возраста, то можете рассчитывать прожить еще 35 или 40 лет, с комфортом достигнув пятидесяти. Этот «показатель ожидаемого числа лет оставшейся жизни» средний, поэтому вполне вероятно, что некоторые древние люди доживали до шестидесяти или семидесяти лет – того возраста, который мы в наше время начали бы называть старостью. Слова «ожидаемая продолжительность жизни 35 лет» одновременно маскируют ужасное число детских смертей и приводят к недооценке того, как долго жили самые старые древние люди. Такова задача количественного определения такого сложного явления, как продолжительность жизни человека, с помощью одного числа.