Тугие завитки иссиня-черных волос обрамляли лицо, изящные черты которого обезоруживали. Губы, напоминающие поблескивающие от влаги лепестки роз, слегка приоткрылись, а умные глаза, схожие оттенком с крепким креольским кофе, оценивающе скользнули по фигуре Кэмерона и остановились на его лице. Однако более всего его заворожила кожа незнакомки – безупречная, точно у новорожденного, и словно бы испускающая свет. Она казалась такой нежной и мягкой, что Кэмерону неумолимо захотелось подойти ближе и коснуться ее рукой.

Он вновь отвернулся к окну, пытаясь привести мысли в порядок.

– Судя по всему, меня обвиняют в том, что тринадцать лет назад я имел неосторожность зачать ребенка. Неисправимого, необразованного и обезумевшего ребенка.

За спиной Кэмерона раздался тихий смех.

– Вы описываете члена семьи Тибодо, не так ли, месье?

«Господи, да!»

Кэмерон сложил руки за спиной и повернулся к хозяйке дома. Черт возьми, как она красива. Судя по всему, она была на три или четыре года младше него. И уже вдова? Ну и ну. Кэмерон помнил Леблана мужчиной средних лет. Но он встречался с ним еще до своего отъезда в Англию.

– И вы тоже Тибодо, мадам Леблан?

– Oui. – Она вплыла в комнату, сопровождаемая еле слышным шорохом бледно-голубого платья по ковру. – С болот я попала в чудесный дом в районе, который люди называют Парковым кварталом. И все же жители Нового Орлеана не забыли, откуда я родом, и, что еще хуже, они не забыли, что я – дочь Одали Тибодо. Так что меня ценят ниже, чем остальной каджунский сброд. Своей же племяннице я желаю иной судьбы.

Предельная откровенность мадам Леблан не смогла скрыть сквозившей в ее словах боли, которая, однако, тотчас же сменилась спокойной уверенностью и великодушной улыбкой. О, эта женщина умела гневаться.

Мадам Леблан подошла к шкафу и достала оттуда какой-то предмет одежды.

– Помните это, мистер Андруз?

Она встряхнула полупрозрачный пеньюар оттенка лунного света и указала на него гостю.

– Несмотря на молодость, вы обладали весьма причудливой фантазией, присущей скорее более зрелому мужчине. Вы подарили этот пеньюар моей сестре. Помните? Он ей очень нравился.

Грудь Кэмерона сдавило болью.

– Помню, мадам Леблан. – Кэмерон отер ладонью вспотевший лоб. Черт бы побрал эту жару. – Я был юным глупцом, и мне в голову не приходило, что находящаяся под строгим контролем мадам Олимпии женщина может забеременеть. И это случилось. Но кусок полупрозрачной ткани вовсе не доказывает моего отцовства.

Хозяйка дома некоторое время смотрела на Кэмерона, и тому показалось, будто ее взгляд прожигает его насквозь. По телу Кэмерона прокатилась жаркая волна. Почувствовала ли стоящая перед ним женщина, что между ними произошло нечто неуловимое?

На долю секунды она опустила глаза, и на ее щеках заиграл румянец.

– Прошу вас, зовите меня Жозетта. – Она вздохнула, а когда вновь подняла глаза, на ее лице было прежнее выражение спокойствия и уверенности. – Мадам Леблан слишком уж формальное обращение для предмета нашей беседы. Хочу быть до конца честной с вами, сэр. Моя сестра обманула вас.

По спине Кэмерона пробежал холодок.

– Обманула?

– Oui. – Взгляд невероятных глаз Жозетты вновь прожег его насквозь. – Она считала, что ребенок, рожденный от вас, поможет ей вырваться из болот и начать другую жизнь. Будучи юной и легкомысленной, она считала, что беременность позволит ей завоевать расположение общества. Ведь ваша семья всегда считалась благородной.

– Откуда мне знать, что это не очередная ложь и Алексия действительно моя дочь? – Внезапно будто какая-то потусторонняя сила вдруг потянула Кэмерона к Жозетте, и он подошел ближе. В ушах у него зашумело, взгляд упал на ее губы, и в течение нескольких секунд он мог думать лишь о том, каковы они на вкус. Кэмерон сделал шаг назад, сбитый с толку собственной реакцией на эту женщину. Что, черт возьми, на него нашло? Ведь она говорила с ним о собственной сестре.

Тихо засмеявшись, Жозетта указала на обитый темно-голубым бархатом диван.

– Присаживайтесь, s’il vous plait[7]. – Жозетта опустилась в кресло, стоявшее в нескольких шагах от дивана, и пригладила подол платья. В ее глазах плясали озорные искорки. – Не хотите ли лимонада? Вы внезапно так… – она пожала плечами, – раскраснелись.

Жозетта прекрасно знала, о чем он думает. Ведь все было написано у него на лице. Неужели эта лисица намеренно заставила его испытывать смущение? Ну, нет, она его не проведет. Кэмерон внимательно посмотрел на сидящую напротив него женщину.

– Спасибо, мадам. Если это доставит вам удовольствие.

Жозетта вскинула бровь и ответила гостю такой же полуулыбкой.

– Конечно, доставит. – Она позвала Вивьен.

Прежде чем Кэмерон успел придумать какой-нибудь остроумный ответ, в гостиной появилась Вивьен с подносом в руках. Она подала лимонад гостю и хозяйке дома, после чего удалилась так же неслышно, как и вошла. Слава богу, что их беседу ненадолго прервали. У Кэмерона так сильно пересохло во рту, что он с трудом заставил себя пить медленно, вместо того чтобы осушить стакан залпом.

– Если ваша сестра хотела меня провести, то, возможно, у вас такие же намерения.

Жозетта вздохнула.

– Предлагаю вам нанести визит мадам Олимпии и поговорить с ней. Если вы помните, она держит своих девушек в ежовых рукавицах. Соланж, назвавшаяся вам Салли, пришла к ней с предложением продать свою девственность. Но только вам. Под чутким руководством мадам Олимпии моя сестра в полной мере овладела искусством соблазнения, а вот о методах предохранения от нежелательной беременности предпочла позабыть. А потом она вскружила вам голову. К сожалению, это стало известно моим братьям…

Кэмерон протестующе поднял руку.

– Прошу вас. Это я помню прекрасно. У меня на ноге остался шрам от ножа Рене. – Кэмерону стоит покинуть этот дом, прежде чем испытываемая им неловкость станет слишком заметна. – Я сегодня же вечером поговорю с мадам Олимпией.

– А если вы решите принять вашу дочь… Что тогда, месье?

Кэмерон ущипнул себя за переносицу.

– Не знаю. Она та еще штучка. Наверное, отошлю ее в какую-нибудь закрытую школу.

Темные глаза Жозетты стали совсем черными.

– Но она сбежит. К своей maman.

– Maman? Я думал, ваша сестра умерла.

– Я говорю о своей матери, месье. Бабушке Алексии.

– Черт возьми. Она же ведьма вуду!

– Прошу вас, месье Андруз. Она все-таки моя мать.

– Прошу прощения. – Кэмерон откинулся назад и внимательно посмотрел на сидящую напротив женщину. Исходящий от нее аромат был настолько притягателен, что Кэмерону хотелось подвинуться ближе и как можно внимательнее разглядеть ее красивое лицо. Черт возьми, что за мысли? Ради всего святого, она же сестра Рене и Бастьена. А ее мать – скандально известная Одали. Одни называли ее ведьмой, а другие – целительницей. Кем бы она ни была, Кэмерон видел ее лишь однажды – после потасовки в борделе мадам Олимпии – и надеялся никогда больше не встретить. Было в этой женщине что-то темное и злобное, чего он не забудет до конца своих дней.