Они пропали… Просто пропали. Может быть вывалились на улицу из окна, а может подохли где-нибудь за шкафом от какой-нибудь хомячьей чумки…

Так что этой распространенной детской травмы я лишен. Я имею в виду чувство вины за собственноручно невинно убиенного хомячка… Фактически, они не справились со своей миссией. Они не показали мне смерть.

Потом в разное время в нашей семье жили два кота, кошка, попугай и черепаха. Ну и жена попугая… Хотя, это можно не считать…

Коты, один за другим, будучи принятыми, как это обычно полагается, мелкими пушистыми комочками, вырастали до определенных размеров, осознавали свою половую принадлежность и начинали выть по ночам. Кастрировать было поздно и жалко. Их отпускали погулять, и они пропадали… Один за другим.

Дольше всех у нас прожил попугай.

Этакий гиперактивный самовлюбленный нарцисс-социопат. Оставаясь в клетке, он мог часами ворковать с собственным отражением. Как только дверца клетки открывалась, он преображался. Он приставал ко всем присутствующим, садился на любые выступающие части тела, кусал за носы и уши, и гадил, гадил, и еще раз гадил: на книги, на канцелярские принадлежности, и просто так, куда придется… Заниматься чем-нибудь, требующим уединения либо сосредоточенности при этом категорически не рекомендовалось.

Естественно, не дурак он был и пожрать… Что-нибудь из человеческой еды… Особенно вареной докторской колбасы, которую он трескал так энергично, что умудрялся при этом громко чавкать, несмотря на природное отсутствие зубов.

Мыться он не любил, в воду, которую ему оставляли для купания, он гадил. А когда от него уже начинало натурально нести курятником, его брали, и прямо в клетке несли в ванную, где поливали из душа. При этом он изрыгал страшные, не переводимые на человеческий язык проклятия (жалко, что так и не научился говорить), а потом, когда экзекуция заканчивалась, и его отпускали, обижался на всех и прятался в занавесках.

Стоило ему показать два пальца, растопыренные в виде рогатки, такое Victory в горизонтальной плоскости по типу «моргалы выколю», он сразу возбуждался…

Прилетал, садился и, ухватившись лапами за эти пальцы, начинал энергично тереться задом. Во время такой процедуры он забывал обо всяких приличиях, временами начинал визжать, высовывал язык и растопыривал крылья, получая при этом мощную эмоциональную разрядку. Примерно, как маленькие собаки, когда они трахают обувь своих хозяев…

Да и кстати… Однажды мы все-таки купили ему жену. А он стеснялся и старался держаться от неё подальше. Ее хватило на несколько дней: как-то вернувшись с прогулки, мы обнаружили, что ее нет. Форточка была раскрыта, и дверца в клетке была распахнута, а внутри наш попугай, сидит один-одинешенек, блюзово-заунывно воркуя со своим отражением. Она его звала с собой, обещая показать небо в алмазах, но он не согласился…

Котов, и первого, и второго он дразнил, пролетая над ними в бреющем полете… И первого он даже благополучно пережил, но второй, незадолго до своей пропажи (биоритмы, видимо так сошлись) успел подрать его своей когтистой лапой, и на следующее утро наш попугай скоропостижно скончался от развившегося у него общего сепсиса.

Вот это было больно… Я плакал. Тайком. За что получил от сестры характеристику бессердечного…

Да, а еще у нас дома сдохла черепаха… Которой, по некоторым сведениям, полагалось жить триста лет…

Теперь вы понимаете, почему я не хочу заводить котов? Не понимаете?!

Мне вполне достаточно моих тараканов…

7. Ось вращения или Во что я верю теперь

Одно дело – это палец, указывающий на Луну,

Но совсем другое дело – это палец, засунутый в розетку.

Точно не перепутаешь.

Да, многое поменялось, многое… Что-то заметно, что-то не очень, что-то резко и неожиданно, что-то постепенно – так, что заметили только сейчас. Но есть одна штука, которая не поменялась, совсем-совсем не поменялась, и не изменится никогда, это я вам точно говорю. И не изменится она, потому что…

Не понимаете, о чем я? Если очень просто, то это выглядит примерно так: я, как был способен сморозить что-нибудь эдакое до 2012 года, так остаюсь на это способен и сейчас… И это не о прожигании жизни и сексуальных подвигах, речь о другом…

А давайте снова поговорим о Господе нашем… Вы не представляете, как ему всемогущему и всезнающему, там скучно? Как тяжело…

Ему ведь тоже, по большому счету, нужен источник дополнительной интенциально-волевой неопределенности. Очень нужен…

Хорошо было во времена античности – тогда можно было поиграть с равными себе во что угодно, да хоть в лапту…

Но времена политеизма канули в лету, а со взаимно ортогональными по факту существования в трехмерном пространстве аспектами Бытия Божьего, проекция которых друг на друга равна нулю… Не сильно-то и поиграешь.

Так что, где-то там внутри, несмотря на тотальный сон разума, зазомбированность и оболваненость, несмотря на лень и прокрастинацию (выговорил-таки) живет нечто, способное (при определенном раскладе звезд, конечно) создать из окружающего нас банального, убогого и постылого нечто новое, какой-то импульс, который тривиальным образом не проистекает из всего существовавшего до этого момента во Вселенной.

Как тогда, с этим яблоком…

Подстава, тогда, конечно же, была конкретная… Но ведь и право выбора-то было… Было, ведь. За что и «рожать в муках», и «хлеб насущный в поте лица»…

И право это у нас есть до сих пор – его никто не отнимал. Сколько мы поглощаем за жизнь всех этих плодов запретных…

И будет оно, обязательно будет, это право – ведь по-другому нельзя. Иначе – тепловое равновесие и смерть. Смерть всего сущего. А это было бы очень скучно…

Это право, оно маленькое, просто микроскопическое, оно имеет соответствующий нам масштаб: судьбы мира нам не приходиться решать никогда, судьбы отечества – почти никогда, а судьбы отдельных индивидуумов – крайне редко. Обычно дело сводится к тому, с какой стороны хлеба намазать масло на бутерброд, и не взять ли нам с собой зонт, а то погода что-то не того… Но мы заедаем этим бутербродом выкуренную тайком от мамы сигарету, чтобы не так воняло… И этот зонт больно впивается нам в бок, когда мы переводим через дорогу попавшуюся нам по пути старушку.

А ведь есть еще оставленный на крыльце стакан молока и билет на самолет. Есть разлитое масло и кружка чая прямо над пропастью. Есть развевающийся над колесом автомобиля шарф и есть вера. Вера в то, что все будет так, как надо.

Это ось, которую боготворили все даосисты, цигунисты и дзэн-буддисты, вернувшиеся в свои