Мама повернулась к Фрэнку. В одной руке она держала кофейник, в другой кружку. Аккуратно, тоненькой струйкой, налила кофе, поставила на стол сухое молоко и сахар.

— Сливок у нас нет, — проговорила она.

— Ничего страшного, — ответил Фрэнк.

— Так вы сбежали? Вас ищет полиция?

Я был испуган и возбужден одновременно, потому как чувствовал, что в нашей жизни вот-вот что-то случится. Жуткое или прекрасное, не знал, но не сомневался — грядут перемены.

— Да я бы дальше ушел, если б не чертова нога, — продолжал Фрэнк. — Бежать не мог. Кто-то увидел меня и стукнул федералам. Они приближались, я нырнул в магазин и столкнулся с вами. Получается, на стоянке федералы меня потеряли.

Фрэнк насыпал в кофе три полные ложки сахара.

— Очень прошу, позвольте у вас пересидеть! — взмолился он. — Прямо сейчас в Стинчфилд возвращаться не хочется. Приземлился я не слишком удачно и кое-что повредил.

В одном мама с Фрэнком были полностью солидарны: встречаться с внешним миром очень и очень непросто.

— Беспокоить вас не стану, буду во всем помогать, — пообещал Фрэнк. — Я не смутьян, умышленно в жизни никого не обижал.

— Пересидеть у нас можно, если недолго, — ответила мама. — Для меня главное — безопасность Генри.

— Со мной ему ничего не грозит, — заверил Фрэнк.

Танцевала мама здорово. Даже очень. Она вполне могла бы так танцевать в кино, если бы режиссеры до сих пор снимали кино, где танцуют по-настоящему, но это никому не интересно. В доме были кассеты со старыми фильмами, и некоторые танцы из них мама знала. Например, в «Поющих под дождем» влюбленный парень кружится у фонарных столбов, а рядом прогуливается девушка в плаще. Мама исполнила этот танцевальный номер посреди Бостона в ту пору, когда мы еще не сидели дома безвылазно. Она повела меня в Музей науки, а когда мы вышли, полил дождь. Мама увидела фонарь и начала танцевать. Позже, когда она выкидывала подобное, я стеснялся, а в тот день умирал от гордости.

Она и папу встретила на танцах. Как бы мама ни кляла его, в одном ее мнение не изменилось: мужчина, который умело ведет свою партнершу, — просто находка.

Почти не помню времени, когда родители жили вместе, а вот их танцы в памяти остались. Я, хоть и совсем кроха, понимал: смотрятся они прекрасно.

Как говорила мама, чаще всего мужчины просто держат партнершу за плечи или за поясницу. А ведь мужские руки должны быть опорой, и держать нужно крепко, о чем знают только более опытные и искушенные.

Поддержка в танцах была единственным вопросом, в котором мама оставалась непреклонна. Еще она считала, что микроволновки вызывают рак и бесплодие, поэтому взяла с меня слово, что, когда Марджори станет разогревать еду в печке, я положу на колени толстую поваренную книгу, чтобы прикрыть таким образом «хозяйство». А ведь у нас тоже такая печка имелась.

Однажды маме приснилось, что на Флориду вот-вот обрушится страшное цунами, поэтому мне не следует ехать в Диснейленд с папой и Марджори, хотя Орландо не на побережье. Мама свято верила, что отец нанял Эллен Фарнсуорт, нашу соседку, шпионить за нами, дабы выиграть дело об опеке. Чем еще объяснить то, что отец по телефону потребовал отвезти меня на отбор в Малую лигу,[7]а днем позже Эллен предложила подбросить меня туда? Чем еще объяснить то, что она приехала попросить у нас яйца: у нее якобы кончились, а она печет шоколадное печенье?

— Эллен шпионит за нами, — твердила мама, — компромат собирает. Эта женщина и жучков нам подсунет, с нее станется! А микрофоны сейчас малюсенькие, хоть вот в солонку прячь.

— Привет, Эллен! — почти пропела мама, вытряхивая солонку.

Сначала я слушал ее с благоговением: откуда она знает о таких штуковинах? И ведь не просто знает, а четко представляет, что с ними делать. Но это давно прошло.

Касательно Малой лиги, так там, по мнению мамы, на корню душат детское творчество, заставляя следовать правилам. Я был с ней согласен.

Например, вызывало недоумение, почему игрокам можно делать лишь по три удара. Или что выигрывает команда, совершившая больше пробежек?

Я был вполне разумным парнем. Бейсбол, конечно, ненавидел, но порой больше ненавидел мамин взгляд на окружающих, ее скептические оценки чужих поступков. Будто все обязаны походить на нас!

— Да что с этой женщиной такое?! — фыркала мама, когда миссис Фарнсуорт родила четвертого. — Стоит отвернуться, и она опять на сносях.

На такие темы мы говорили за ужином. Точнее, мама говорила, а я слушал. Она считала, что за столом нужно беседовать, а не смотреть телевизор. При свете единственной лампы, лакомясь полуфабрикатами — разогревали их непременно в духовке, а не в микроволновке, — мама рассуждала о том, что миссис Фарнсуорт не умеет предохраняться. Небось, диафрагмой пользуется. Мама рассказывала истории из собственной жизни, но всегда из далекого прошлого. Так я и узнавал обо всем: мама ставила поднос на стол и за бокалом вина погружалась в воспоминания.

По ее словам, мой отец был очень хорош собой и я тоже должен вырасти красавцем.

Однажды, вскоре после свадьбы, мама послала его фотопортрет в Голливуд. Она считала, что папа должен сниматься в кино. Странно, что из Голливуда не ответили.

Холтон-Миллс — родной город отца. Мама познакомилась с ним в Массачусетсе на свадьбе одноклассницы.

— Не знаю даже, почему Шерил меня пригласила, — рассказывала мама. — Мы особенно и не дружили, но меня ведь хлебом не корми, дай потанцевать.

Папа на ту свадьбу приехал с девушкой, а мама одна. Впрочем, ей так даже нравилось: не застрянешь с парнем, если тот плясать не умеет.

Отец умел. Под конец вечеринки гости даже расступались, освобождая им место на танцполе. Папа вел, показывал мудреные па, которых мама не знала. Некоторые подкрутки даже заставляли радоваться, что она надела красные трусики.

А как отец целовался! После той вечеринки они не вылезали из постели все выходные и три дня следующей недели… Мне такие подробности не требовались, только маму было не остановить. Выпив второй бокал вина, она уже ни к кому конкретно не обращалась — просто говорила вслух.

— Эх, могли бы мы танцевать все время! — вздыхала мама. — Если бы мы танцевали без остановки, то не расстались бы никогда!

Мама бросила работу в турагентстве и перебралась к папе. Он тогда еще не занимался страхованием, а водил фургон и продавал на ярмарках попкорн и хот-доги. Вечерами они катались вместе и порой даже не возвращались ночевать в квартиру, особенно если заезжали далеко на север или к океану. Под сиденьем у них всегда лежал спальный мешок. Одного на двоих вполне хватало.

— Разумеется, попкорн на ярмарках хорош только летом, — говорила мама.