Резкий порыв ветра толкнул меня в спину, будто поторапливая, шевельнул нижние ветви деревьев, прошёлся по высокой траве и достиг зверя. Тот, шумно втянув носом воздух, медленно обернулся, ощутив моё присутствие, и оскалил пасть полную острых клыков. Тихое утробное рычание не предвещало ничего хорошего, но я и не думала отступать, заметив, что отец слабо зашевелился, стоило только когтистой лапе убраться с его груди. Именно это и послужило сигналом к действию.

Перехватив поудобнее кинжал, так сказать для отвода глаз, поскольку толку от него всё равно было мало, я двинулась к зверю, твердя про себя слова заклинания из маминой книги, с помощью которого пробовала сотворить огонь, и, вспоминая, каким образом должны быть сложены пальцы при активации, надеясь, что в последний момент память меня не подведёт. Если получиться призвать пламя, то маленький шанс на спасение у нас возможно и появится, а если не получится…

Казалось, воздух вокруг меня накалился от напряжения, когда оборотень, припав к земле, неспешно пошёл навстречу, сверкая жуткими красными глазами. Оскал его пасти был похож на усмешку: выходит, что как противника меня всерьёз не воспринимали. Оно и к лучшему!

Усилившийся ветер всё сильнее раскачивал кроны деревьев, срывая мелкие веточки и бросая их под ноги, завывая меж каменистых уступов и подгоняя ближе тяжёлые дождевые тучи, показавшиеся на горизонте, но, ни я, ни оборотень не обращали никакого внимания на испортившуюся погоду.

Не сводя взгляда с отвратительной морды, я, осторожно ступала по траве, выбирая наиболее удачный момент, чтобы активировать заклинание, и совершенно упустила из вида отца, а когда увидела его пошатывающуюся мощную фигуру за спиной у оборотня, было уже поздно.

Взглянув на меня глазами полными боли и раскаяния, отец прижал кулак к груди, там, где билось его сердце, что было нашим заветным знаком, своеобразным признанием друг другу в любви, которым мы обменивались давным-давно, ещё до появления в нашей жизни Марфы, и, заревев, словно раненый медведь, кинулся на зверя, обхватывая того поперёк тела. Из-за шума создаваемого ветром для оборотня это стало полной неожиданностью.

- Лилиэн, дочка, залезай на дерево, - закричал отец, таща четвероногого монстра к обрыву, внизу которого бурлила, скатываясь по порогам, река, и его голос сорвался от напряжения.

- Я могу помочь, - упрямо замотала я головой, собираясь подойти ближе.

Заклинание применить было слишком опасно, чтоб не задеть родителя, но ведь у меня был ещё кинжал, а вместе мы…

- Лезь на дерево, дура, кому сказал, - зло выкрикнул отец, отчего сердце пропустило удар, а на глаза навернулись слёзы.

Обхватив оборотня поперёк, совершенно не обращая внимания на когти и клыки, то и дело оставляющие кровавые следы на теле, отец, собравшись с силами, потащил монстра к обрыву, похоже, намереваясь того скинуть в бушующую реку. Мне же ничего не оставалось, как выполнить родительский приказ, поскольку ослушаться отца, когда он находился в таком состоянии, было чревато серьёзным наказанием. Если бы я знала, чем это закончится…

Ловко вскарабкавшись на нижние ветви, я, затаив дыхание, наблюдала как отец, вопреки всему, тащит огромного зверя, словно тот почти ничего не весил. Силой и мощью, боги, родителя не обделили, но, даже несмотря на это, виденное мною казалось настоящим чудом.

До края оставалось меньше метра, и надежда, что всё закончиться хорошо, уже крепла во мне с каждой секундой, когда берег обвалился, не выдержав веса двух тел, увлекая за собой не только их, но и огромное старое дерево, росшее на краю.

Я смутно помню, как спрыгнула с нижней ветви, подвернув ногу, из-за того, что наступила в ямку, как бежала к обрыву, несмотря на боль, крича «отец», как плюхнувшись на живот, ползла к краю, не обращая внимания на трещины в каменистой почве, грозившие новым обвалом…

Заглянув вниз, я увидела поперёк пропасти старое дерево, угодившее своими корнями и макушкой как раз на широкие уступы, по её обе стороны. На этом импровизированном мостике и висел отец, зацепившись за толстую ветку.

- Пап, держись, я тебя сейчас вытащу, - закричала, пытаясь перекрыть шум бурлящей внизу воды.

Подняв голову, отец лишь обречённо посмотрел на меня, не сказав ни слова. Я же кинулась к одному из деревьев в центре поляны, где в небольшом дупле был припрятан, на всякий случай, моток запасной верёвки. Обмотав себя одним концом, я закрепила карабин, а на другом сделала петлю, чтоб отец мог всунуть в неё ногу, получив тем самым дополнительную опору, и начала осторожно спускаться вниз, благо расщелин и небольших уступов оказалось предостаточно, поэтому уже через несколько минут, ступала на дерево, лежавшее поперёк пропасти.

Руки и ноги тряслись от напряжения и усталости, а тут ещё начал накрапывать мелкий дождик, грозя перерасти в ливень, поэтому решила преодолевать путь ползком, тем более в этой части дерева было не за что зацепиться. Так, метр за метром, я осторожно добралась до нижних ветвей, за одну из которых и держался отец.

Сев, при этом обхватив ногами толстый ствол, я спустила верёвку на нужную длину, и, сняв с себя карабин, закрепила второй её конец, обмотав основания толстых ветвей.

Вставив ногу в петлю, отец немного ослабил хватку, с трудом разжав занемевшие пальцы и выдохнув, начал подниматься вверх.

Дождь всё усиливался, сопровождаемый резкими порывами ветра и отца начало раскачивать, отчего дерево, затрещав, немного сдвинулось, подмываемое потоками грязи, что стекала по стенам пропасти.

Сердце ухнуло в пятки, но я по-прежнему не спускала глаз с отца, моля богов, чтоб те помогли ему выбраться, но новый порыв ветра и треск древесины заставили его приостановить подъем.

- Прости, милая, за всё, - встретившись со мной взглядом, промолвил он, а у меня от предчувствия беды всё внутри заледенело, - за то, что часто был не прав и не слушал тебя, за то время, которое так и не уделил, за Марфу… да, особенно за неё. Я люблю тебя дочка, люблю больше жизни и хочу, чтоб ты продолжала жить. Прости!

Выхватив из ножен кинжал, отец полоснул острым лезвием по верёвке…

Мой надрывный крик заглушил вой ветра, когда самого близкого мне человека поглотила бурлящая пучина. Рыдая, я вцепилась в древесный ствол, ощущая, как в моей душе разрастается огромная дыра, поглощая всё светлое, что было в моей жизни.

Перед внутренним взором всё ещё стояло лицо отца, с выражением искреннего раскаяния во взгляде, а в ушах звучали его последние слова, поэтому я не сразу осознала, что дерево начало крениться, сползая со скользких уступов, по которым стекали потоки размокшей земли. Пытаться спастись было бесполезно, поскольку, даже если бы у меня получилось перебраться по мокрому стволу обратно к стене, там бы меня смыло потоком сели, поэтому закрыв глаза и подставив лицо под струи дождя, я обречённо ждала свою судьбу, напевая под нос песенку, которой в детстве меня убаюкивал отец.

Треск ломающихся ветвей пронёсся по ущелью и, спустя мгновение, я поняла, что падаю, но вместо ледяной воды, ожидавшей внизу, почему-то ощутила, как что-то схватило меня и рвануло вверх.