Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Ну… я…
– Получать будешь по сто франков каждую субботу, платим в конце обхода.
Сто франков?!
В последний раз, когда я работал, – тем летом мне исполнилось тринадцать – я стриг лужайку нашего соседа, мсье Перрони. Я полдня этим занимался и чуть не сдох, надышавшись запахом дизельного топлива от его старой газонокосилки. Вечером (когда я закончил, уже совсем стемнело) он сунул мне в руку десятифранковую монетку, потрепал по голове и сказал:
– Хорошо, малыш, можешь вернуться через месяц!
Я три дня потратил на то, чтобы избавиться от стойкого запаха, и поклялся больше никогда в жизни не работать.
Но сейчас, стоя перед Жозианой Камон, руководившей отделом обслуживания, я почувствовал, что могу и передумать. Доктор Франкен пристал ко мне как репей, уговаривая найти работу. Возможно, мне подвернулся случай доказать ему, что я способен «вернуться в седло».
Старушка протянула мне руку.
– Меня зовут мадам Камон.
– Тутанхамон? – с улыбкой переспросил я.
Из ее горла вырвался какой-то странный звук, но ни один мускул на лице не дрогнул. Даже самый мелкий. И барсучок не пошевелился. Почувствовав себя идиотом, я пролепетал что-то невразумительное:
– Ну… я… т-то есть… Т-тутанхамон… знаете, д-древняя мумия… вообще-то-вы-на-нее-нисколько-не-похожи… я… мне… очень приятно.
– У тебя хоть велосипед-то есть? – спросила она, положив конец моим мучениям.
– Д-да, конечно…
Это было враньем. Но тогда я подумал, что как-нибудь уж точно смогу выкрутиться. Она протянула мне бумажку, на которой были написаны ее имя и номер телефона.
– Вот и хорошо. Значит, так и договоримся. Жду тебя в следующую субботу к девяти.
Я пожал морщинистую руку мадам Камон и пожелал ей хорошего дня.
– До с-субботы!
– Да-да, – проворчала она, возвращаясь туда, откуда пришла, – не иначе, в свой саркофаг.
Пока я смотрел, как она отпирает дверь своего кабинета и скрывается в нем, окутанная облаком отвратительного сигаретного дыма, меня разбирало желание в подражание монаху на стене сплясать посреди читального зала что-нибудь в стиле диско латино.
Выйдя из библиотеки, я вернулся на площадь у церкви Святого Николая. В голове у меня осталась единственная мысль: где бы мне до следующей субботы раздобыть велосипед? Всё могло оказаться сложнее, чем я предполагал…
И тут я увидел на тротуаре напротив велосипед Жипе, «Summer of love», неподвижно стоявший в тени. А рядом сверкал розовой рамой новенький велосипед Лорен.
У меня на лице сама собой появилась улыбка. И в моей голове начали крутиться слова Тома Петти.
– Даже проигравшим, – напевал я, поднимаясь по улице Сешан, – даже проигравшим иногда везет.
2. Огонек на поверхности океана
Тем летом в моде были длинные футболки, толстые клетчатые рубахи и грязные штаны. Это называлось «в стиле гранж». Изначально гранж был стилем рока и появился на западном побережье Соединенных Штатов, где-то около Сиэтла. А вообще это сводилось к тому, чтобы ходить с немытой головой, в рваных джинсах и выглядеть более или менее пропащим.
– Кранш? Что еще за кранш?
Папа, само собой, ничего в этом не понимал.
– Слышала, Мадлен? Твой сын превратил свои штаны в кранш. Ты только посмотри на это безобразие. Дырка на дырке!
Мама вышла из кухни с феном в одной руке и горстью бигуди в другой.
Она нигде не работала и целыми днями гладила нашу одежду, готовила еду и наводила дома порядок. Мне кажется, ей не очень нравилось так жить. Но, как бы там ни было, что за работу она могла найти в коммуне Фижероль-сюр-мер? Тогда уж лучше сидеть дома и «заботиться о нас», как она говорила.
Папа работал на шинном заводе, это на выезде из города. Каждое утро, около пяти, я слышал, как он выходит из дома, садится за руль своего «Рено-17» и уезжает. Я представлял себе, как он едет вдоль нашего квартала, потом мимо Белькура, сворачивает с авеню Бордо на шоссе. А еще лучше я представлял себе, как он ворчит и чертыхается. Моего отца раздражало всё, дай только повод. Коридорная дверь скрипит? Кофе остыл? Сосед оставил свой мусор на тротуаре? От его бдительности ничто не ускользало. И в такие минуты лучше было не попадаться на его пути.
По части недовольства и ворчания он был, можно сказать, гением. Будь по ним чемпионат мира – мы бы точно разбогатели.
К несчастью, такого рода соревнований пока не устраивали. На всю семью заработок был только один, и до конца месяца иногда бывало непросто дотянуть. Почти вся одежда, какую я носил, досталась мне от Адама. Вещи были не то чтобы новые, но всё равно требовалось обращаться с ними аккуратно.
Так что для моего отца нарочно дырявить джинсы в смутной надежде стать похожим на Курта Кобейна было не просто глупо. Это было…
– …самое дебильное, что я слышал за всю свою жизнь, дальше ехать некуда!
– Что я могу тебе сказать? – отозвалась мама, выключив фен и снимая с себя последние бигуди. – Мода такая… Сегодня – драные джинсы, завтра будут ночные горшки на голове! Что тут поделаешь? Так уж оно есть.
– Так уж оно есть?! Так уж оно… А что ты вообще делаешь в кухне с феном?
– Ты прекрасно знаешь, что, если я включаю его в ванной, выбивает пробки.
И понеслось: десять минут горьких жалоб, криков и стенаний про состояние нашей электропроводки и халтурную работу электрика в прошлый раз.
– Клянусь тебе, если только он мне попадется – я ему такое устрою!
В следующую субботу я уже в половине девятого стоял у дверей библиотеки. Потертая кожаная куртка, грязные кеды и футболка с надписью «Kiss» на спине: я подготовился к первому дню работы. Почти на всех моих футболках, унаследованных от Адама, были изображения рок-групп или названия фильмов восьмидесятых – все совершенно устаревшие, но у нас не было возможности полностью обновить мой гардероб.
Усевшись в тени на ступеньках, я взглянул на велосипед, которым только что обзавелся. На краске местами проступала ржавчина, багажник, похоже, еле держался, ну и ладно. Даже наклейка «Summer of love» на раме меня уже не смущала. Вытащив из кармана куртки злаковый батончик, я за три секунды с ним расправился. Примерно столько же времени у меня ушло два дня назад на то, чтобы уговорить Жипе толкнуть мне свой велосипед. Я обменял его на свою старую доску для серфинга, которая так и так пылилась в гараже.
– Ты уверен? – спросил
